Я бежал несколько лет. Бежал в сторону Ближнего Востока. По дороге
мне шесть раз предлагали участие в военных действиях за "правое дело". В
пяти случаях отказаться было невозможно, отказ был равнозначен
самоубийству. И я снова одевал какую-то военную форму, получал какое-то
оружие и в очередной раз ожидал удобного момента, чтобы дезертировать из
неизвестной мне армии. Однажды я забыл сбросить форму и несколько дней
пробирался по руслу высохшей реки, пока не добрался до маленького селения.
Я постучал в первую попавшуюся мне глинобитную хижину, хотел попросить
воды. Открывшая дверь арабка так громко завизжала при виде меня, что в
следующие две минуты за моей спиной собралась вся деревенька. Они так
радостно галдели, показывая на меня пальцами к что-то рассказывая своим
детям. Потом они начали меня одаривать лепешками и урюком. Дошло до того,
что меня на руках отнесли в самую высокую хижину, где и оставили на ночь.
Однако поздно ночью, когда я видел один из самых мирных своих снов, эти же
люди меня растормошили, знаками показав, что мне надо срочно убегать.
Когда я в темноте с мальчонкой-проводником выходил из деревеньки, до моих
ушей донесся гул танков, подходивших с другой стороны. Мальчонка довел
меня до русла высохшей речки и умоляюще заглянул мне в глаза, одновременно
схватившись своей ручонкой за автомат. Я понял его просьбу и снял автомат
с плеча. Пройдя километров пять, я услышал стрельбу со стороны покинутой
мною деревни. Позже я сообразил, что причиной радости местных жителей была
не снятая во время военная форма. После этого я стал внимательнее
относиться к деликатному вопросу самовольного ухода из рядов неизвестных
мне армий.
Как бы там ни было, но, спустя годы, я оказался на родине моей
матери, где мне тут же повязали на шею теплый серо-белый платок и вручили
короткоствольный автомат и несколько гранат. На следующий день я, будучи
под контролем "однополчан", подорвал гранатой израильский патруль, за что
был сразу награжден непонятной бронзовой медалью, испещренной мелкой
арабской вязью. На стороне палестинских патриотов я воевал дольше, чем
обычно. Объясняется это довольно легко - меня ни на минуту не оставляли
одного и я уж было испугался, что эта невидимая линия фронта окажется для
меня последней. Но вскоре "однополчане" решили мне доверить "великую
миссию Аллаха". Они поручили мне пробраться через Саудовскую Аравию в Иран
и убить аятоллу Хомейни, позволившего себе нелестное высказывание по
адресу старшего брата палестинцев Ясира Арафата. Трудно не угадать, что со
мной приключилось дальше. Уже на границе Ирана меня переодели в форму
стража исламской революции и в числе других мусульман, возвращавшихся со
священного хаджа в Мекку, отправили на не менее священный ирано-иракский
фронт. Военные действия на этом фронте меня позабавили тем, что солдаты
постоянно смотрели в небо, и в зависимости от увиденного перепрыгивали из
одной воронки в другую. На этом фронте я похудел на килограмм восемь.
"Повоевав" таким образом с недельку, я спокойно, без всяких трудностей
покинул линию фронта и ушел в горы. Слава Аллаху, никакие посты на ночь не
выставлялись. Видно аятолла полагался на высокую мусульманскую
сознательность правоверных. В них он не ошибся.
Следующий и последний мой фронт оказался в Афганистане, куда я вышел
после недели пешего перехода по ущельям. Дехкане встретившегося мне на
пути аула ласково приняли меня, накормили, напоили, а когда я уже заснул
на заботливо постеленной мне циновке, добрые местные жители тщательно
связали меня и поволокли на осле назад в горы. Очнулся я, когда какой-то
европеец в чалме пытался заговорить со мной, используя полтора десятка
незнакомых мне языков. Он был весьма озадачен, но когда я поинтересовался
у него по-английски, чем я могу быть полезен, он радостно подскочил.
Узнав, что я в некотором роде американец, европеец предложил мне
развлекательную экскурсию в какое-то живописное ущелье, предупредив при
этом, что мне придется взять с собой автомат, так как в ущельях сейчас
много стреляют.
Эта экскурсия окончилась плачевно. Местные жители, с которыми мы шли,
оглушили нас по дороге, связали и передали в руки какой-то джирге. Я так и
не понял, что обозначало это слово. Во всяком случае это не было название
местного суда или подобного карающего органа. "Джирга", представлявшая
собой трех седобородых горцев, отвезла нас в городок, где случилось
непредвиденное: такие же горцы расстреляли сопровождавшую нас "джиргу",
перегрузили нас на других ослов и снова уволокли в горы.
В конце концов мы попали в то же ущелье, из которого отправлялись на
"экскурсию". Вечером, оставшись один, я нашел какую-то военную форму
зеленого цвета, которую горцы использовали вместо подушки. Я одел эту
форму и спустился с гор. До сих пор я считаю, что это был самый разумный
мой поступок в этой жизни. Около двух дней я спускался с гор и вышел к
военному лагерю, в котором находились европейцы в такой же зеленой форме.
Уже подходя к воротам, я заметил несколько притаившихся дехкан,
вытаскивавших из длинного деревянного ящика небольшую ручную ракету. К
этому времени я уже понял сущность восточного гостеприимства, поэтому снял
автомат с плеча и попробовал их обойти. Увы, я так и не научился ходить
незаметно. Первый же мой шаг был услышан правоверными и, слава Аллаху, что
я успел разрядить в них автомат быстрее, чем они сообразили запустить в
меня ракету.
1 2 3 4 5 6 7 8