Менее всего ждал оживший степняк, что молодцы, только что друг с другом не на жизнь, а на смерть боровшиеся, вдруг вместе на него ополчатся! Может, и был он когда-то могучим богатырем али магом, но сейчас легко скрутили его молодые силачи, да поволокли прямо к камню жертвенному, в пещеру, что в кургане древнем открылась.
— Если моя кровь прольется на этот камень, не откроется тогда никому уже меч древний… — сказал Атахан, распростертый на камне, — не будет угодна жертва богам, если на закланье отдают того, кто умер давно!
— Зато нам угодно посмотреть на твою кровушку! — усмехнулся Рахта.
— Не будет вам милости от богов древних!
— А у нас свои есть, русские… — засмеялся Сухмат, — И они нас не обидят!
— Будете всю жизнь жалеть! — крикнул старик напоследок.
— Будем, будем, — сказал Рахта примирительно, перерезая мертвецу горло.
— Смотри, кровь-то у него черная! — воскликнул Сухмат.
Действительно, кровь, которой захлебнулся оживший мертвец, и кровь, стекавшая теперь на заветный камень, была черна, как смола, и жидка, как вода. Нет, с водой ту поганую кровь сравнивать было оскорбительно, скорее, это были помои…
Но что это? Черная кровь, падая на камень, впитывалась, уходила куда-то внутрь, а потом — вдруг ярко вспыхнула. Богатыри отскочили в сторону. Тут загорелся и мертвец, потом полыхнул и сам камень. Задрожали, заколебались стены пещерные. Дрогнула земля.
— Скорей отсюда! — крикнул Сухмат.
Богатыри бросились наружу. Еле успели, потому что курган закрылся, скрыв под толщей земли и камень заветный, и меч-кладенец, в нем пребывавший.
— А неплохой был меч! — сказал задумчиво Сухмат, глядя на курган.
— Так чего же ты сплоховал? — усмехнулся Рахта.
— Видно, придурком уродился… — засмеялся Сухмат, — как и ты, впрочем!
— Я? — удивился и даже на мгновение взъярился Рахта, но потом, вспомнив, как было, успокоился, — Это точно, что не прирезал тебя, аки куренка, стало быть — придурок я и есть. Так что мы с тобой — два сапога — пара!
— И драться мы больше не будем?
— Нет, само собой, чего глупые вопросы задавать!
— Значит, быть нам побратимами?
— Быть!
Богатыри обнялись и, согласно обычаю, расцеловались. Осталось совершить древний обряд братания. Но это уже ничего не изменит. Главное сделано, а с обрядом можно и подождать, совершить его потом, торжественно, да еще и пир устроить. Как же без пира — то? Да без зелена вина?
Но к тому времени, как молодцы оседлали коней, настроение обоих поухудшилось. Оба молчали, не желая вновь возвращаться к тому, из-за чего все и началось. Наконец, первым не выдержал Сухмат.
— Не буду я у тебя младшим братом! — сказал он.
— А как быть? Я под твое начало не пойду, сам знаешь… А драться насмерть нам более нельзя. Да я и не стану!
— Уеду я в Киев! А ты здесь за старшого оставайся.
— Не дело говоришь, — покачал головой Рахта, — послал сюда князь двоих богатырей, и, если один вернется, оголится застава вдвое!
— У тебя ребятинушек на заставе много, я с собой ни одного не возьму.
— Так то не богатыри…
— Тогда что же делать?
— Не знаю…
Богатыри замолчали. Так и ехали долго, глядя только на дорогу, а друг на друга — не взглянувши ни разу. Наконец, Сухмат нарушил молчание.
— Я знаю, что делать!
— Говори, коли знаешь, — вздохнул Рахта.
— Кто-то должен уступить…
— Оно понятно!
— Я к тому, что закон воинский гласит…
— Какой еще закон?
— А такой — кто предложил, тот и делать должен, — сказал Сухмат, — раз я первым заговорил, стало быть — мне и сделать самое трудное надлежит…
— Так ты что, уступаешь мне верховодство?
— На заставе нашей уступаю. И слушаться тебя в бою буду! Раз уж побратимы…
— Правда?! — страшно обрадовался Рахта, — уступаешь мне? Без боя, просто как брату?
— Пусть будет так…
— Тогда и я перед тобой в долгу не останусь, — сказал Рахта, потом задумался, выискивая слова, — я буду старшим над тобой в деле ратном, зато во всем остальном — пусть ты будешь мне старшим братом!
— Решено!
— Да будет так!
— Как я рад! — сказал Сухмат, — Особливо тем, что винцо да бабенок я выбирать буду! А это — главное…
Глава 1
«Почему все так хотят вымыть Нойдака? Разве Нойдак грязный? Если русам так нравится хлестать друг друга березовыми вениками, пусть и хлещут друг друга, а не тех, кому это совсем не по вкусу. И, почему-то, пристают именно к нему, каждый считает, что должен сделать это собственноручно. Вон, старый Илья — тот, который всех сильней — в баню ходит редко, да и запах от него гораздо крепче, чем от Нойдака, но никто его насильно в баню не тащит, даже и слова не скажет. Попробовали бы сказать! А Нойдак маленький да слабый, значит — делай с ним, что хочешь! А в его родном стойбище никто никогда не мылся горячей водой, и, ничего, все здоровые были, если и болели, то — только цингой весной. И вовсе он не грязный, и кухлянку он чистит…»
На этот раз тщедушного северного ведуна тащили в баньку двое молодых дружинников, только что вернувшихся с далекой заставы. Парни много чего повидали — и греков, и степняков, и франков. Но человечка с далекого Севера, где холодная речка впадает в ледяное море, ведунчика, сплошь одетого в теплые вещи даже летом и так смешно говорящего о себе, как о ком-то другом, называя самого себя по имени — такого молодые богатыри еще не встречали. И, если те, другие, хазары да болгары, были врагами, то этот, как ни странно, не вызывал никаких враждебных чувств. Князь сказал, а они слышали. А сказал князь, что такие, как Нойдак, скоро обучатся языку русскому, да обычаям, и станут русскими, как становились многие другие племена.
Разница между этими двумя молодыми здоровыми мужиками и щуплым, низкорослым, неестественно светлоглазым парнем была разительная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126