Чтобы к вечеру ты был бы в двадцати верстах от ворот киевских!
— Но я хочу сказать князю…
— Всё! — голос Добрыни загромыхал так, что задрожали ставни, — Князь не будет тебя слушать, бездельника, пока не вернешься с похода с добычей! Тогда все и скажешь, а сейчас нет тебе княжьего приема! И я знать ничего не хочу, ни о тебе, ни о друзьях твоих!
— Но хоть с Ильей словом перемолвиться можно?
— Муромец ускакал еще заутро! — рявкнул старый богатырь, — Он делом занимается, не то, что некоторые…
Рахта опустил голову и отправился прочь. У крыльца его ждали Сухмат и Нойдак.
— Ну, что сказал князь? Ты ему все рассказал?
— Князь со мной разговаривать не стал!
— Как? — удивился Сухмат.
Рахта передал содержимое разговора с Добрыней и, закончив рассказ, вопросительно посмотрел на побратима, как бы задавая безмолвный вопрос.
— Князь знает все! — сказал Сухмат.
— И что?
— Не знаю. Может, попросил кто за нас…
— Или?
— Князь еще не решил! —ляпнул Нойдак.
— Может, и решил, — поправил Сухмат, — но об его решении пока не должен знать никто…
— Время не пришло?
— Пожалуй!
Глава 5
Кажется, кобылка вполне смирилась с Нойдаком и даже начала проявлять к нему некоторую благосклонность, постепенно начиная служить ему на совесть. Да и надо отдать должное северянину, он никогда не делал больно своей лошадке, не гонял попусту, да и всадником оказался весьма и весьма спокойным, даже меланхоличным, что ли. Знал свое место — позади всех, отвлеклась кобылка пощипать травки — ну и ладно, пусть себе щиплет, пока товарищи не окликнут.
Возможно, разница в этом походе между двумя богатырями и Нойдаком состояла в том, что Рахта и Сухмат двигались к определенной цели, в данном случае — собирались устроить охоту на зверя невиданного. А Нойдак просто жил — вот и сейчас, находясь в седле, он как бы плыл в океане времени, плыл своей дорогой, а куда она вела — да не все ли равно?
Чем исчисляется счастье человеческое? Для многих это — исполнение желаний, скажем жениться али замуж выйти, ну первая ночь и все такое. Для многих мужей счастье это — победа. Над врагом ли, али в честном состязании с другими, себе равными. Бывают и такие людишки — а их совсем немного — для которых счастье — это труд свой завершить, и на сделанное полюбоваться. Такие строят дворцы да кораблики, такие ищут в лесах да горах нечто редкое да невиданное, ходят в страны дальние или придумывают невесть что. Бывают еще люди, которых и людьми считать стыдно, а счастье для них — другим навредить, кого-то унизить, над кем-то возвыситься. Ну, о таких и говорить не стоит…
Что же было счастьем для Нойдака? Да все просто — ему жить хотелось, иметь друзей — тоже, и что б не думать, как выбраться из западни смертельной или еще чего такого. Короче — чтобы голова темными мыслями занята не была. Вот и сейчас — едет себе, рядом — друзья, кобылка слушается, брюхо есть просит, но не так, чтобы слишком настойчиво, на привале и подкрепится… От полноты своего маленького счастья молодой колдун даже запел. Сначала негромко, сам не замечая своего пения, потом все громче и увлеченно.
— Ты о чем поешь? — спросил Рахта.
Богатыри, услышав пение северянина, чуть притормозили, а Нойдак, погрузившийся в себя, и не заметил, как поравнялся с ними.
— Нойдак обо всем поет!
— Как это обо всем?
— Что видит, то и поет…
— Ну, перескажи, только по-русски!
— Небо голубое, небо чистое, солнце высоко, солнце светит да греет приятно, лес большой и живой, ветвями шевелит да листочками шелестит, под деревьями ягодки красные, да сорвать некогда, кобылка сильная да послушная, везет — не устает, Нойдак парень молодой да здоровый, и сам собой пригожий, у него… хороший, а жены все нету…
— Вот, новая песня походная будет! — смеясь, заявил Сухмат, — князю, думаю понравится, денежек много тебе, Нойдак, подарит Владимир, ой как много! Так ты как, поделишься с друзьями денежками?
— Нойдак поделится, — сообщил северянин совершенно серьезно, чем вызвал подобие улыбки даже у Рахты, так и не улыбнувшегося ни разу за время с начала их путешествия.
Впрочем, его можно понять, история знает немало случаев, когда подлинно влюбленные, потеряв возлюбленного или возлюбленную, тяжко заболевали, а то и умирали с горя. Рахта не был слаб духом, но горе потери любимой навалилось на него, он стал угрюмее, почти не спал по ночам, добровольно забирая на себя те часы, когда должны были караулить Сухмат или Нойдак, чему те, по простоте душевной, даже были рады-радехоньки.
Может, так и спокойнее — Нойдак вроде не спал на карауле, но надежды особой на него не было — от зверя, может, и оборонит, зверя Нойдак лучше любого воина чует, но подкрадется в темноте злой человек, в делах ратных опытный, ножиком — раз! И готово… Раньше рядом с Нойдаком все его Дух околачивался, вот и мог бы караулить помочь. Но — увы! Дух куда-то запропастился, прилетал только пару раз, ненадолго — перемолвится с Нойдаком парой фраз — да улетает куда-то по делам своим, так сказать, духовным. Кричи — не кричи, улетел — и с концами!
Вообще, надо сказать, что Дух несколько изменился с того самого момента, когда божественная молния, предназначенная Нойдаку, по ошибке ударила в него. Может, что-то осознал? Короче, если раньше Дух проводил все свое время возле Нойдака, частенько докучая и надоедая тому, то теперь он носился невесть где — может, по земле и над землей, а может — и в каких других мирах неведомых — о том он Нойдаку теперь не рассказывал. Молодой колдун не слишком обижался, он уже давно относился к Духу, как к ребенку. Известно ведь, пока дите малое — оно твое, около тебя, и все его мысли — твои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126