- Командиры будут держать связь с руководителями группы и от них получать задания. Я считаю, что...
- Мушкетеры, а этот Смелый не из тех ли, кто любит чужими руками жар загребать? - неожиданно мрачно перебил Нагибина Андрей Рогуля. - Если не из тех - пусть докажет. Не знаю, как вы, а я лично хочу знать, кому подчиняюсь. Поэтому предлагаю прогуляться со Смелым по городу и в честь первого знакомства отправить на тот свет по гитлеровцу. Вот и выясним, какой он смелый.
Все засмеялись, начали подмигивать, подталкивать друг друга локтями. Предложение Цапли пришлось по душе.
- А что? Проверка есть проверка!
- Пусть идут вдвоем!
- Правильно!
Федя Механчук нервно скомкал в руке кепку. Набычился, шагнул к столу.
- Ты, Цапля, брось свои штучки. Не салага ведь, - он выразительно постучал себя пальцем по лбу. - И компас у тебя исправный. Чего же с курса сворачиваешь? За одного-двух гансов черепок подставлять?
- Не так бурно, Феденька. Эмоции - вещь опасная. Нервы надо беречь, они еще пригодятся. - Андрей встал, подошел к Нагибину и иронически усмехнулся. - Так как, осмелитесь, товарищ Смелый?
Николай Яковлевич скользнул взглядом по напряженным лицам присутствующих. Все с нетерпением ожидали его ответа. "Однако, что же делать? Скверная петрушка получилась, - подумал он, теребя ус. - Принять их предложение, значит нарушить закон подполья. На какой же тогда ляд была нужна моя конспирация?! Но, если я не соглашусь, они посчитают меня болтуном и трусом. Ну что же, пусть считают. Совесть моя будет чиста - я подчиняюсь партийной дисциплине. Жаль, что они этого не понимают. Как же сделать, чтобы они поняли? Эти ребята ожидают от меня показного геройства, на которое я, подпольщик, не имею права. Они не знают, что моя жизнь мне не. принадлежит... И все же... если они не поверят мне... А я здесь представитель партии..."
- Я согласен, Цапля... Завтра... Нет, завтра не могу. Значит, послезавтра в семь утра я ожидаю тебя на углу Железнодорожного переулка. Николай Яковлевич вздохнул, виновато посмотрел на Федю Механчука и развел руками. - Такая получилась петрушка, понимаешь...
Все облегченно вздохнули, загалдели, засмеялись.
"Дети, - с горечью подумал Николай Яковлевич, - Совсем еще дети..."
2
Багровое солнце медленно подымалось над городом.
Ваня отошел от окна, сел за стол. Обжигаясь, старательно дуя на ложку, начал есть суп. Подперев седую голову, бабушка сидела напротив и, сокрушенно вздыхая, смотрела на похудевшее лицо внука.
- И что теперь за дети пошли - ума не приложу! Где тебя черт носит целыми днями, хотела б я знать?!
- Нигде. - Ваня невинно глянул в глаза бабушки. - А что?
- Чего зенки свои таращишь? Ты на меня ягненком не смотри, Ни стыда у тебя нет, ни совести. Шкуpa на тебе горит. Нет чтобы посидеть дома, подсобить какую работу, так он только и смотрит, как бы из хаты выскочить. И все - дружки. Я их теперь кочергой на пороге встречать буду, висельников!
- Ну, баб! Чего ты? - улыбаясь, сказал Ваня, - Я же тебя люблю, а ты ругаешься.
Слово "люблю" подействовало на старуху магически. Она подобрела лицом, просветленно посмотрела на Ваню, тихо вздохнула. Молча посидела, наблюдая, как внук ест, и, держась за поясницу, тяжело поднялась. Заковыляла к печи, взяла ухват, подцепила им чугунок и поставила к огню. Вода из него пролилась на красные угли, и они, зашипев, погасли.
Ваня отодвинул пустую тарелку, облизал ложку и вылез из-за стола. "Елки зеленые, где же Генка делся? - раздраженно подумал он. - Обещал с утра прибежать - и нет. Вот и верь ему".
Ваня подошел к распахнутому окну. Ветви яблонь сгибались от тяжести белых ядреных антоновок. Изредка то одно, то другое яблоко с шумом срывалось с ветки и глухо ударяло о землю.
Ваня облокотился о подоконник и пристально посмотрел на куст красной смородины, под которым закопал около сотни патронов. Вспомнил о найденных винтовках. Их пришлось перепрятать в Теплом лесу. Оставлять в блиндаже было опасно, так как вблизи от того места, где они учились стрелять, немцы начали что-то строить. Закопанные под кустом патроны также нужно спрятать в лесу. Переносить оружие в город очень рискованно. Почти каждый день в руинах находят убитых немцев и полицейских, жандармерия в любое время суток устраивает облавы и обыски. "Елки зеленые, кто-то ведь убивает фашистов! - с завистью подумал Ваня. - Вот если бы узнать!"
На улице над забором блеснули очки Гены Гуринка. Открыв калитку, он пулей влетел во двор. Споткнулся на ступеньках крыльца, вскочил в сени. Когда "он открыл дверь, Ваня вздрогнул: лицо Гены было белее снега.
- Вань, вешают! - не сказал, выдохнул он. - Вешают...
- Кого вешают? Где? Да говори ты толком!
- Володьку... Виноградова... На площади у музея...
- Врешь!
- Ой, боже мой, боже! - пронзительно запричитала бабушка, которая прислушивалась к их разговору. - И что это делается на белом свете?! Господи, пошли ты кару небесную на вешателей этих! Чтоб они в преисподней на вечном огне корчились, супостаты немецкие!
- Бежим! - толкнул друга Ваня. - Быстрей!
Они шмыгнули мимо бабушки, которая, повернувшись лицом к иконе, истово крестилась, и выскочили во двор.
- Ваня? Куда ты? - долетел из окна истошный голос старухи. - Вернись, внучек! Ваня-а!
Ваня с Геной юркнули в распахнутую калитку и, подгоняемые этим криком, помчались по улице.
На площади было полно людей. Всюду шныряли полицейские с белыми повязками на рукавах. Они прикладами выгоняли из подъездов домов жителей и теснили их к центру площади.
Гитлеровцы стояли вокруг виселицы лицом к бурлящей толпе. Высунув языки, сидели у их ног огромные овчарки. Блестели на солнце черные автоматы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58