Он полностью запретил пытки. Для
"гражданских" дел и мелких преступлений типа воровства он учредил суды
присяжных. Тяжкие преступления по-прежнему рассматривались самим
богом-императором.
Но он не мог сделать то, чего ему больше всего хотелось. Он не мог,
не смел отменить человеческие жертвоприношения. Те самые жертвоприношения
Орури, в одном из которых ему самому вскоре придется сыграть роль жертвы.
И так уже множество древних традиций были уничтожены или изменены до
неузнаваемости. В целом байани восприняли перемены на удивление
спокойно... хотя Пол и знал о существовании, так сказать, "консерваторов",
не принимающих нового только потому, что это новое. Пока что они были
разобщены и лишь недовольно бормотали себе под нос, но, как и раньше,
строго соблюдали абсолютную преданность своему абсолютному божественному
владыке.
Но если загнать их в угол, например, отказом от человеческих
жертвоприношений - событий глубочайшего религиозного значения, то, в
принципе, они могут оформиться как "политическая" оппозиция. Пол делал
все, что мог, дабы избежать малейшей опасности восстания и гражданской
войны. Открытый конфликт разрушит то, что он успел построить. Дело может
дойти даже до "сожжения книг" - еще до того, как книги успели доказать
свою необходимость обществу.
Но одно Пол знал совершенно точно: благодаря тому, что абсолютную
власть в Байа Нор получил чужестранец, цивилизация байани никогда уже не
будет такой, как раньше. Она пойдет вперед по пути прогресса... или назад.
Он должен дать Возрождению шанс... а значит, трогать жертвоприношения
нельзя. В конце концов, они затрагивают не более двадцати человек в год -
в основном маленьких девочек. К тому же жертвы идут на смерть не просто с
радостью, а, буквально с блаженством. Как же иначе? Быть принесенной в
жертву - великая честь. Они - возлюбленные Орури.
Оставалась, конечно, еще одна жертва... с другими взглядами, с
другими чувствами... Это - сам Пол. Интересно, как он посмотрит на все это
через тридцать семь дней? Пол надеялся... надеялся от всей души, что
примет смерть так же спокойно, как Шах Шан. И опять, как же иначе? В
философии байани тот, кто умеет жить, должен уметь и умирать.
Пол сидел на берегу Канала Жизни, обдумывал все сделанное им за
последние месяцы, и чувство удовлетворения просыпалось в его душе. Начало
положено. Байани отправились в долгий и нелегкий путь от полумрака
средневековой ортодоксальности к интеллектуальному и эмоциональному
рассвету. И жизнь одного человека - не такая уж дорогая цена за светлое
будущее...
Пол долго сидел у Канала Жизни. Именно в такие вечера, когда девять
лун Альтаира Пять весело гонялись друг за другом по звездному небу, он
любил сидеть на веранде, потягивая прохладное вино из каппы и рассуждать
на разные темы, недоступные пониманию Мюлай Туи.
Он вспоминал о ней со светлой печалью; и в памяти всплывала
непонятная, почти собачья преданность маленькой женщины, бывшей храмовой
проститутки, которая научила его языку байани и, во всех смыслах стала его
женой. Пол думал о ней, и ему хотелось, чтобы судьба распорядилась иначе,
чтобы Мюлай Туи все-таки родила ребенка, о котором она так мечтала и
которым так гордилась. Ему хотелось также, чтобы она узнала о жребии,
выпавшем на долю Поула Мер Ло, ее господина. О том, что он стал
богом-императором. Бедная Мюлай Туи, она была бы вне себя от чувства
собственной важности... и любви.
Потом его мысли перекинулись на Анну, которая снова стала неясной
тенью в его памяти. Милая, холодная, неуловимая Анна - знакомая
незнакомка... И его жена... Прошло уже почти четверть века с тех пор, как
они покинули Землю на борту "Глории Мунди"... За это время он постарел,
наверно, лет на шесть, не больше. Но чувствовал он себя невероятно старым
и невероятно усталым. Возможно, природу нельзя обмануть... Возможно,
сказываются неведомые людям последствия длительного многократного
анабиоза. А может быть, все объясняется гораздо проще. Может, он просто
слишком много повидал, слишком много пережил, слишком долго пробыл один...
Ночь внезапно наполнилась тенями. Анна... Мюлай Туи... Неродившийся
ребенок... Шах Шан... И женщина, с которой он танцевал Королевский Вальс
на том краю неба...
Он поднял взор к чужому небу, созвездия на котором стали ему ближе и
роднее тех, что остались на далекой родине.
Запрокинув голову, Пол смотрел, как серебрятся девять лун на пыльном
бархате звездного неба.
И сердце, словно сумасшедшее, заколотилось у него в груди.
Пол снова пересчитал луны... Его руки вдруг задрожали, глаза начали
слезиться...
Он глубоко вздохнул и вновь стал считать.
С неба на него глядели десять лун... Десять, а не девять! А это
значит... Это может значить только одно...
Трясясь, как в лихорадке, Пол опрометью бросился назад к Священному
городу... назад в комнату, где он хранил побитую и до сего дня бесполезную
рацию...

40
Пол стоял на маленьком балкончике Храма Плачущего Солнца. Он, не
отрываясь, глядел на неотвратимо приближающиеся к горизонту луны. Их все
еще было десять.
В руке Пол держал рацию.
Он выдвинул антенну. Он все еще дрожал, и его пальцы никак не могли
настроить рацию на нужную длину волны - средние волны, пятьсот метров.
Если десятая луна и вправду космический корабль - только как же это
маловероятно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55