Виоле было около пятидесяти. Но, несмотря на возраст, кожа на загорелом лице оставалась матово-гладкой. В блестящих мексиканских глазах, черных, как чернила, горели веселые искорки. Роста она была небольшого и немного располнела с возрастом, но Холли представила, как в молодости эта женщина шла по улице и мужчины провожали её взглядами, рискуя вывихнуть шеи. Виола и сейчас казалась очень красивой.
Распахнув дверь, она протянула Холли руку и пригласила войти, будто они были старыми друзьями, а не познакомились вчера по телефону. Они прошли в гостиную, а потом во внутренний дворик дома и очутились на маленькой, покрытой дерном лужайке, где на стеклянном столике стояли два стакана и кувшин с лимонадом, в котором плавали кусочки льда. На плетеных стульях лежали мягкие желтые подушки.
— Летом я провожу здесь почти все время, — сказала Виола, усаживаясь за столик. — Не правда ли, чудесный уголок?
Прозрачный зеленый занавес отделял дом Виолы от зданий на противоположной стороне улицы, белеющих в тени высоких деревьев. Издали виднелись круглые цветочные клумбы с ярко-красными и фиолетовыми гладиолусами. Две белки спустились с маленького пригорка и перебежали через извилистую тропинку.
— Здесь просто замечательно, — согласилась Холли.
Виола налила лимонад в стаканы.
— Когда мы с мужем купили дом, деревья были совсем крохотные. Кругом почти пустыня. Но мы мечтали о будущих временах. Мы умели ждать, хотя лет нам тогда было совсем немного, — она вздохнула. — Иногда бывает так грустно. Горько думать, что он умер таким молодым и никогда не увидит, как выросли наши саженцы. Но обычно я гляжу на сад и радуюсь. Я знаю, Джо сейчас в лучшем мире, чем мы с вами. Мне хочется верить, что он радуется вместе со мной.
— Простите, — смутилась Холли, — я не знала, что ваш муж умер.
— Конечно, моя дорогая. Откуда вам знать? Это случилось так давно. Еще в шестьдесят девятом. Мне тогда было всего тридцать, а ему тридцать два. Муж служил в морской пехоте. Я им так гордилось. Столько лет прошло, как Джо погиб во Вьетнаме, а для меня он как живой.
Холли поразила мысль о том, что павшие в этой войне, останься они в живых, были бы уже далеко не молодыми людьми. Их вдовы прожили без них долгие годы, гораздо больший срок, чем вся их семейная жизнь.
Сколько лет пройдет, прежде чем Вьетнам встанет в один ряд с крестовыми походами Ричарда Львиное Сердце и Пелопонесскими войнами?
— Погиб таким молодым… — Голос Виолы дрогнул, однако она справилась с собой и сказала тихо и печально:
— Столько уж лет прошло…
Холли смотрела на женщину совершенно другими глазами. Первое впечатление оказалось ошибочным. Спокойная, умиротворяющая обстановка в доме, радушие и доброта хозяйки, веселые искорки в её черных глазах — за всем этим кажущимся благополучием таилось огромное безутешное горе. То, с какой любовью Виола произносила «мой муж», ясно говорило: никакое время не в силах стереть память о молодом морском пехотинце — её первом и последнем мужчине. После смерти Джо жизнь к потеряла для Виолы всякий интерес и, несмотря на веселый жизнерадостный характер, в сердце женщины навсегда поселилась скорбь.
Люди редко оказываются тем, чем кажутся, — этот урок усваивает каждый начинающий журналист, если он только способен чему-нибудь научиться. Люди никогда не бывают проще, чем сама жизнь со всеми её проблемами и сложностями.
Виола опустила в лимонад соломинку.
— Слишком сладко. Я всегда кладу чересчур много сахара. Прошу прощения. Она поставила стакан на столик.
— Пожалуйста, расскажите мне о брате, которого вы разыскиваете. Вы меня очень заинтриговали.
— Помните, когда я вам звонила из Портленда, то сказала, что меня воспитали чужие люди. Я очень благодарна за все, что они для меня сделали, и люблю их, как любила бы настоящих родителей, но…
— Конечно, вы хотите узнать, кто ваши настоящие родители.
— Просто.., я чувствую какую-то пустоту.., пустоту в сердце, — запинаясь, заговорила Холли, стараясь не переиграть.
Ее удивила не легкость, с какой она лгала, а то, как хорошо у неё это получается. Обман — удобный способ получить информацию у не слишком разговорчивых собеседников. В свое время такие признанные светила, как Джо Макгиннис, Джозеф Вамбо, Боб Вудворд и Карл Бернштейн, доказывали, что журналист имеет право на обман во имя высшей истины. Однако Холли не могла похвалиться большими успехами в этом искусстве. Она смущалась и ругала себя за вынужденную ложь, но, по крайней мере, ей удавалось скрывать эти чувства от Виолы Морено.
— В агентстве по усыновлению почти не сохранилось сведений о моих настоящих родителях, но я все-таки сумела узнать, что они умерли двадцать пять лет назад. Мне тогда было всего восемь.
В действительности она рассказывала историю о родителях Джима Айренхарта, которые умерли, когда мальчику не исполнилось и десяти. Обо всем этом Холли узнала из газет, читая статью о лотерейном выигрыше.
— Поэтому я их совсем не помню.
— Как это ужасно. Теперь моя очередь жалеть вас. — В мягком голосе Виолы звучали нотки неподдельного сочувствия.
Холли чувствовала себя последним предателем. Состряпанная ею история выглядела насмешкой над огромным горем Виолы. Однако, помня, что обратного пути нет, она продолжала:
— Но оказалось, все не так уж плохо. Я обнаружила, что у меня есть брат. Помните, я говорила вам по телефону.
Виола придвинулась к собеседнице и положила руки на стол. Ей не терпелось услышать подробности и узнать, какая от неё требуется помощь.
— И вы обратились ко мне потому, что я могу помочь отыскать вашего брата?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124