с тех пор минуло двенадцать лет.
На улице шел снег. Резкие очертания ветвей кустарников и деревьев раст
ушевал снежный покров. Мне пришлось чистить ветровое стекло ховеркара -
автомобиля на воздушной подушке, и это занятие помогло мне немного успок
оиться. Подумать только, в 2004 году наука еще не изобрела средства от обледе
нения!
На первом же перекрестке горел красный свет, а тротуар перегородил пер
евернутый серый полицейский "ревунок", похожий на выброшенного на берег
кита. Его тупой нос протаранил витрину небольшого магазина одежды, на кр
ыше еще вращалась мигалка. Тонкий хвост удушливого дыма поднимался из по
кореженной и согнутой выхлопной трубы, серыми клубами зависая в холодно
м воздухе. Кругом выстроилось больше двадцати копов в форме, хотя не было
заметно ни малейших признаков опасности. Снег вокруг истоптали до такой
степени, точно тут произошла большая драчка. Я проехал мимо, повинуясь зн
аку сурового патрульного в форменной куртке с меховым воротником. Никто
даже не взглянул на мою машину, и я лишился возможности отсканировать мо
зги полицейских и разрешить загадку происшедшего так, чтобы они ни о чем
не догадались.
Я прибыл к зданию ИС-комплекса, припарковал машину и, выйдя из нее, спрос
ил у дежурного морского пехотинца:
- Вы знаете что-нибудь насчет "ревунка" на Седьмой? Он перевернулся набок
и врезался в магазин. Там куча копов.
Дежурный, здоровенный мужик с квадратной головой и плоской физиономие
й, которая казалась нарисованной, брезгливо сморщился, будто в нос ему тк
нули включенную взбивалку для яиц.
- Все эти крикуны, которые за мир, - буркнул он.
Я не видел причины, побудившей бы его солгать мне, а потому не стал понап
расну тратить энергию на считывание его мыслей.
- Я думал, что с ними покончено, - сказал я.
- Да все так думали, - ответил пехотинец. Парень явно ненавидел "этих крику
нов, которые за мир", как, впрочем, и большинство тех, кто носит форму. - Комит
ет конгресса по исследованиям решил, что добровольческая армия - это хор
ошая идея. Мы не прогадим страну, как говорят эти шептуны. Уж поверь, брато
к, мы не подведем! - И он уселся в мою машину, чтобы отогнать ее на стоянку.
А я тем временем вызвал лифт, шагнул в его раскрытую пасть и поехал. От не
чего делать скорчил пару рож камерам наблюдения и прочел несколько гряз
ных лимериков.
Когда лифт остановился и двери открылись, меня поприветствовал еще оди
н морской пехотинец, потребовав приложить указательный палец к идентиф
икационной панели для проверки, что я и сделал. Затем он провел меня к друг
ому лифту, мы поехали вверх.
Миновав множество этажей, оказались в коридоре со стенами кремового цв
ета, прошли его почти до конца и шагнули в проем шоколадно-коричневой две
ри, отъехавшей в сторону по команде офицера. За ней простиралась комната
с алебастровыми стенами, на которых через каждые пять футов были нарисов
аны шестиугольные значки яркого красного и оранжевого цветов. В черном к
ожаном кресле сидел маленький уродливый ребенок. Позади стояли четверо
взрослых. Они смотрели на меня так, будто надеялись услышать какие-то нев
ероятно важные слова.
А я вообще ничего не сказал.
Ребенок поднял голову. Его глаза и рот почти совсем утонули в морщинах с
толетнего старца - складках серой мертвенной плоти. Я попытался взглянут
ь на него по-иному, увидеть в нем старика. Но нет, это был ребенок, о чем свид
етельствовало нечто неистребимо детское, не соответствовавшее старчес
кому виду. Он заговорил, и голос его прозвучал как треск папируса, развора
чиваемого впервые за тысячелетие, а сам он вцепился в кресло и сощурил и б
ез того узкие глаза.
- Это ты, - сказал он, и слова эти прозвучали как обвинение. - Это за тобой они
посылали.
Впервые за многие годы я испугался. Понятия не имея, чего именно боюсь, и
спытывал глубочайшую безотчетную неловкость, куда более жуткую, чем Стр
ах, который поднимался в моей душе, когда по ночам я размышлял о своем прои
схождении и о том кармашке пластиковой утробы, из которой вышел.
- Ты, - повторил ребенок.
- Кто он? - спросил я у сборища военных. Никто из них не поторопился с ответ
ом, точно желая удостовериться, что уродец в кресле сказал все.
Не все.
- Ты мне не нравишься, - через мгновение заявил он. - И здорово пожалеешь о т
ом, что пришел сюда. Уж я об этом позабочусь.

Глава 2
- Такова ситуация, - с
казал Харри, откидываясь на спинку кресла. Он по-прежнему нервничал. Его я
сные голубые глаза явно старались не встречаться с моими, а потому с преу
величенным вниманием изучали обои на стенах и царапины на мебели.
Меня же неотступно преследовали глаза этого древнего ребенка. Они злоб
но щурились, полыхали, словно угли под переплетением гнилых стеблей. Я чу
вствовал, как растет в нем ненависть - не столько ко мне (хотя и ко мне тоже),
сколько ко всем, ко всему на свете. В мире, похоже, не было ничего, что не выз
ывало бы у этого уродца презрения и отвращения. Он был куда худшим отброс
ом утробы, чем я. И снова работавшие здесь врачи и конгрессмены, которые по
ддерживали этот проект, могли трезвонить: "Искусственное Сотворение раб
отает на благо нации!" Оно сотворило меня. И восемнадцать лет спустя разро
дилось этим извращенным супергением, который в свои всего-то три года от
роду выглядел древним реликтом. Второй успех за четверть столетия работ
ы. Для правительства это была победа.
- Не знаю, смогу ли этим заниматься, - наконец сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41