Или сама Смерть.
Хатч попытался вывернуть на крайний левый из двух бежавших в гору рядов шоссе, остававшийся свободным.
Линдзи боялась, что, невидимые из-за грузовика, навстречу им могли ехать другие машины. Даже на небольшой скорости, если они лоб в лоб врежутся в одну из них, им несдобровать.
Несмотря на все усилия Хатча, «хонда» потеряла управление. Заднюю часть машины занесло влево, и Линдзи увидела, что они проносятся мимо буксующего на месте грузовика. Плавное, скользящее, неконтролируемое движение было подобно цепочке призрачных видений в ночном кошмаре. Судорога свела ей живот, и, хотя ее удерживал ремень безопасности, она, приготовившись к худшему, инстинктивно прижала правую руку к двери, а левой уперлась в крышку бардачка.
– Держись! – крикнул Хатч, поворачивая руль в сторону заноса, все еще надеясь удержать машину под контролем.
Но скольжение перешло в головокружительное вращение, и «хонда», как карусель Каллиопы, повернулась один раз вокруг своей оси… потом другой… пока снова в их поле зрения не попал грузовик. На какое-то мгновение, когда они, все еще вращаясь и скользя, неслись под гору, Линдзи показалось, что они не заденут его. Впереди них, за грузовиком, она не увидела встречных огней машин: шоссе было свободным.
И в этот момент передним бампером Хатч задел заднюю часть пивовоза. Ночь взорвалась скрежетом металла о металл.
От удара «хонда», словно отнесенная взрывной волной, багажником врезалась в дорожное ограждение. Зубы Линдзи с такой силой щелкнули друг о друга, что острая, как молния, боль пронзила всю нижнюю часть лица и резко отдалась в висках; одновременно дикая боль пронзила неестественно согнувшееся от неожиданного удара запястье руки, которой она упиралась в бардачок. Ремень безопасности наискось, от плеча к бедру, пересекавший ее тело, резко натянувшись, с силой сдавил ей грудную клетку, дыхание перехватило.
Машина, ударившись о дорожное ограждение, тотчас отскочила от него, но уже с меньшей скоростью, и потому не врезалась снова в пивовоз, а развернулась на триста шестьдесят градусов. В то время как они, не переставая медленно вращаться, скользнули мимо грузовика, Хатч попытался снова овладеть машиной, но, судорожно дергаясь то влево, то вправо, руль столь яростно этому воспротивился, что Хатч закричал от боли, когда тот буквально ожег ему ладони.
Пологий спуск неожиданно оказался почти отвесным и таким гладким, словно отполированный водой желоб, по которому на аттракционах скатываются вниз люди. Если бы могла, Линдзи бы несомненно закричала. И, хотя предохранительный ремень уже давил не так, как раньше, боль, диагональю пронизавшая грудь, не давала ей свободно дышать. В голове пронеслось видение: «хонда», плавно скользя вниз к следующему повороту, не удержавшись на шоссе, пробивает поручни и падает вниз, в пустоту – видение это было настолько реальным и ужасным, что она снова часто и быстро задышала.
На одном из полуоборотов «хонда», врезавшись в дорожное ограждение той стороной, где находилось сиденье водителя, и пробив его, по инерции пролетела еще футов тридцать-сорок, не упав, однако, вниз. Под аккомпанемент скрипа-грохота-скрежета-визга металла в воздух взметнулись мириады желтых искр и тотчас смешались с падающим снегом – словно рой летних жуков-светляков случайно принесся сюда, перепутав времена года.
Задрожав, машина перестала двигаться и накренилась чуть влево и вперед, зацепившись, очевидно, за какой-то столб. Наступившая тишина была настолько глубокой, что ошеломила Линдзи; она взорвала ее, шумно выдохнув воздух.
Никогда в жизни еще не испытывала она столь сильного и радостно наполнившего ее чувства облегчения.
И в этот момент машина вновь пришла в движение.
Ее стало сильно кренить влево. Насквозь проржавевший столб не смог, очевидно, выдержать тяжести машины, или осыпалась земля, в которую он был вкопан.
– Прыгай! – закричал Хатч, судорожно шаря руками подле замка своего ремня безопасности.
Но не успела Линдзи отстегнуть свой ремень и схватиться за ручку двери, как «хонда» скользнула в пропасть. Несмотря на реальность происходящего, Линдзи не желала этому верить. Мозг допускал возможность смерти, но сердце упорно противилось самой мысли о ней. В течение пяти лет она так и не примирилась со смертью Джимми и потому напрочь отметала возможность собственной близкой кончины.
В скрежете и грохоте ломающегося дорожного ограждения «хонда» боком скользнула по обледенелому склону и, когда насыпь стала круче, перевернулась. Задыхаясь, с сильно бьющимся сердцем, испытывая невыносимую боль от ремня, врезавшегося в тело всякий раз, как только машина переворачивалась с одного бока на другой, Линдзи молила Бога, чтобы на их пути встретилось хоть какое-нибудь деревце или скальный выступ – все, что угодно, любое препятствие, которое хоть на какое-то время сможет задержать их падение, но насыпь была зеркально гладкой. Она не знала, сколько раз перевернулась машина, – может быть, всего два раза – потому что понятия верха, низа, правой и левой сторон полностью перемешались и утратили свой первоначальный смысл. Она с такой силой ударилась головой о крышу, что чуть не потеряла сознание. И так до конца и не поняла, то ли ее саму подбросило вверх, то ли вдруг осела крыша, но на всякий случай, сжавшись в комок, пригнулась на сиденье, опасаясь, что в следующий раз крыша осядет еще глубже и раздавит ей голову. Свет фар кромсал ночную тьму, и в просветах, как из разорванных ран, били фонтаны снега. Затем вдребезги разлетелось лобовое стекло, осыпав ее с головы до ног мельчайшими осколками, и тотчас все погрузилось в непроглядную тьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22