Уже в двери Хилари, подумав, что не выдержит пятидневной разлуки, вдруг спросила:
— Как насчет среды?
— Что именно?
— Где будешь обедать?
— О, я, наверное, просто поджарю несколько яиц, а то они залежались в холодильнике.
— Холестерин вреден для тебя.
— Счищу плесень с булки и сделаю гренки. И допью фруктовый сок, который купил две недели назад.
— Бедняжка.
— Холостяцкая жизнь.
— Я не могу тебе позволить питаться старыми яйцами и покрытыми плесенью гренками. Особенно если я приготовлю жуткий салат и жаркое из подошвы.
— Чудесный легкий ужин?
— Да, нам нельзя переедать.
Она засмеялась.
— Конечно.
— Увидимся в среду.
— В семь?
— Ровно в семь.
Они поцеловались, и Тони ушел в темноту. Налетел холодный ночной ветер, Хилари поежилась и захлопнула дверь.
Через полчаса Хилари лежала в постели, тело ломило от неудовлетворенного желания. Груди налились упругостью, они ждали ласковых прикосновений пальцев Тони. Хилари закрывала глаза и чувствовала, как губы Тони прижимаются к тугим соскам. Живот подрагивал, когда она представляла себя в объятиях Тони. Хилари промучилась, ворочаясь, с час, потом встала и приняла снотворное. Уже засыпая, Хилари подумала: «Неужели это любовь? Нет, конечно, нет. А может быть, да? Нет. Любовь — это зло». Вспомни родителей, — говорил внутренний голос.
— Тони совсем другой.
Она уснула и видела сны. Одни из них были прекрасны и светлы. Ей снилось, что они с Тони лежат в густой траве, нежной, как пух, на лугу, высоко над землей. Дует теплый ветер, он прозрачнее солнечного света, самый необычный ветер в этом мире.
Ее мучили кошмары. Ей снилось, что она в старой квартире, в своей спальне, стены которой глухо надвигаются на нее. Хилари смотрит наверх и не видит потолка, вместо него — огромные лица родителей. Хилари не выдерживает их злобного взгляда, бросается из комнаты и натыкается на чудовищного паука.
* * *
Джошуа Райнхарт, сонно мыча и путаясь в простынях, открыл глаза. Было три часа ночи. Накануне он выпил слишком много вина и объелся, чего с ним почти никогда не случалось. Сейчас он увидел страшный сон о зловещей комнате в похоронном бюро Таннертона: несколько мертвецов — двойники Бруно Фрая — поднялись из гробов и встали со стальных столов. Он бросился прочь — в темноту ночи, ужасные живые мертвецы направились за ним, шаря впотьмах и окликая его по имени.
Джошуа замер в постели, уставясь неподвижным взглядом широко открытых глаз в невидимый потолок. Глубокую тишину ночи нарушало едва слышное мурлыканье электронного цифрового будильника, стоящего на тумбочке.
До смерти жены Джошуа почти никогда не видел снов. Ни одного кошмара за пятьдесят восемь лет. Но когда не стало Коры, все изменилось. Каждую неделю одну-две ночи он не мог спать, постоянно просыпаясь от страшных снов. Часто ему снилось, что он что-то потерял, что, он и сам не знает, за этим следовали отчаянные и безуспешные поиски. Покой Джошуа потерял с Корой. Он никак не мог привыкнуть к жизни без нее. Возможно, никогда не сможет. Иногда ему снились мертвецы, ищущие его, — безжалостные напоминания о смерти, но в эту ночь мертвецы поразительно походили на Фрая.
Джошуа встал, потянулся и зевнул. Потом прошаркал в ванную, не зажигая свет.
Возвращаясь в спальню, он вдруг задержался у окна. Коснулся рамы — холодная. С другой стороны в окно стучался сильный ветер, завывал, точно собачонка, просящаяся в дом. Долина была погружена во мрак, только в некоторых отдаленных домах горел свет.
Вдруг Джошуа заметил тусклое пятно света точно в том месте, где стоял невидимый дом Фрая. Свет в доме Фрая? Там никого не должно быть. Бруно всегда жил один. Джошуа прищурился, но без очков, чем сильнее он напрягал глаза, тем больше расплывалось пятно света. Джошуа не мог понять, горит ли свет в доме или в одной из хозяйственных построек, находящихся поблизости. Через минуту Джошуа уже не знал, точно ли это был свет лампы или только неверное лунное отражение на стекле.
Джошуа подошел к тумбочке и, не зажигая лампы, нащупал в темноте очки, прежде опрокинув пустой стакан.
Когда он вернулся к окну и посмотрел, то загадочного свечения уже не обнаружил. Джошуа простоял несколько минут, вглядываясь в темноту. Он был душеприказчик имения Фрая и нес ответственность за сохранность имущества до окончательного решения о судьбе владения. Свет больше не появлялся в окне.
Наконец, убедившись, что это был обман зрения, он вернулся в спальню и лег в постель.
* * *
В понедельник утром Тони и Фрэнк возобновили розыск Бобби Вальдеса. Фрэнк восхищенно рассказывал о Жанет Ямаде. Жанет очаровательна. Жанет умна. Жанет все понимает. Жанет — то, Жанет — се. Тони надоело выслушивать это, но он молчал, давая Фрэнку высказаться. Ему было приятно видеть, что Фрэнк, наконец, оттаял. Перед выездом на линию Тони и Фрэнк поговорили с детективами, Эдди Квеведо и Карлом Хаммерштейном, из отдела борьбы с наркобизнесом. Они предположили, что Бобби, скорее всего, торгует кокаином или ПСП, чтобы заработать и наверстать упущенное из-за тюрьмы. Рынок наркотиков, хотя и запрещенный, но самый доходный в Лос-Анджелесе. Если Бобби занялся этим делом, то его могли взять только «толкачом», продавцом на улице, а это самая низкая и опасная работа. Бобби вышел из тюрьмы без денег, и, чтобы занять на лестнице наркобизнеса ступеньку повыше — стать производителем наркотиков, например, он должен был покрутиться на улицах.
— Поговорите с такими «толкачами», — посоветовал Хаммерштейн. — Я дам вам имена и адреса. Все эти ребята попались в свое время. Конечно, некоторые вновь взялись за старое, так что надавите на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115