– Пятнадцать минут! – крикнула вдогонку Линда.
Уходя, он услышал за спиной голос деда:
– Не ворчи на мальчика, моя дорогая. Для нас он все еще ребенок, но для всего остального мира – взрослый человек, более чем взрослый.
Ответа ему не удалось расслышать.
Поднявшись наверх, Блендуэлл снова сел в кресло, придвинулся к окну и стал внимательно смотреть на окраину пальмовых зарослей, продолжая свое дежурство.
Он думал о Сэйне, о Доггерти, о Соне... Но новых данных, новых событий не было, и в голове прокручивалось только то, что Кен уже неоднократно обдумывал. В случае с Соней это были мысли, которые обуревали его уже тысячи раз за последнюю пару недель...
Еще до того, как истекли обещанные пятнадцать минут, он начал чувствовать себя деревенским идиотом, сидящим на сторожевой вышке и ждущим, когда произойдет событие, которого не может быть по всем законам логики. Не было никаких причин беспокоить родных. Хотя он не думал, что ураган сможет разрушить дом, вполне возможно, что лицо ему серьезно изуродует разбитое стекло, если окно разобьется, и этого будет вполне достаточно, чтобы со стариками случилась истерика.
Возможно, стоит принести еще кофе.
Но не хочется.
Он снова подумал о Соне, смеющейся...
Плывущей на катере, ухватившись руками за поручни, с развевающимися светлыми волосами.
Она была вся белизна, он – мрак. Что будет, если они вместе станут глядеть на мир? Циник внутри его ответил, что вопрос пустяковый: вместе получится серый цвет, безжизненный, мрачный, серый. Кеннет горько рассмеялся над собственными способностями возвращаться обратно в реальность, к текущему моменту.
Соня еще не была и, скорее всего, никогда не будет его подопечной, в то время как за двоих стариков в подвале он отвечает, и это совершенно точно. Когда-то его доверили заботам этих людей, и они защищали его от бед, следили за тем, чтобы ему было хорошо, но теперь роли незаметно поменялись – теперь от него зависело, чтобы бабушка и дед ни в чем не нуждались. Нужно забыть о том, что могло бы быть, и думать о том, что есть, об Уолтере и Линде и, конечно, о Хетти тоже.
Он встал, внезапно решив, что ничего не добьется, сидя здесь и дожидаясь прихода маньяка из объятий бури. Кеннет был немного зол на себя за то, что хотя бы некоторое время серьезно рассматривал возможность такого безобразно мелодраматического развития событий. В конце концов, он же реалист. Он циник. Он не верил в то, во что верит большинство людей: в жизнь, похожую на кино, где в самый нужный момент разыгрывается драма...
Кеннет оттолкнул кресло и захлопнул одну из ставень.
Бросил последний беглый взгляд на лужайку.
Ветер, дождь, танцующие пальмы и больше ничего.
Он поднял вторую ставню для того, чтобы крепко прикрутить ее к окну, на котором уже стояла одна.
Глава 32
Джереми добрался до кромки холма и, вонзая каблуки в податливую землю, для того чтобы не потерять равновесия и не упасть вниз, начал спускаться к затопленной впадине, к еще одному водному препятствию, которые знал и ненавидел. Пройдя около трети дороги по склону, он внезапно краем глаза заметил, что на вершине следующей возвышенности за бассейном есть что-то еще, кроме зеленой растительности и серого дождя. Он поднял голову и задохнулся, увидев женщину, Соню, стоящую спиной к нему, с одним из детей на руках.
Другого нигде не было видно.
Секунду он не мог шевельнуться.
Разглядев эту сцену, он понял, что на самом деле никогда не думал догнать их, вне зависимости от того, с какой страстью пытался себя уверить в обратном. И вот так неожиданно ухитрившись набрести на нее, Джереми почувствовал такое смешение в мыслях, что не сразу вспомнил, зачем, собственно, гнался... Он не мог припомнить имени женщины и своих отношений с ней и, если честно, не мог даже как следует припомнить, кто он сам такой. Он стоял на одном месте под дождем, обливаясь потом, нахмурив брови, отчаянно пытаясь припомнить, для чего все это.
Потом в поле зрения появился еще один ребенок, мальчик. Он взглянул вниз, в выемку, и неожиданно обнаружил преследователя. Тогда малыш повернулся к женщине, чтобы привлечь ее внимание.
В этот самый момент Джереми припомнил, что он – судья, что он вершил суд и вынес приговор, а теперь должен присмотреть за тем, чтобы этот приговор был исполнен. Доггерти должны страдать, должны понимать, какова на самом деле жизнь. Это честно.
Он взял нож.
Три человека на вершине отвернулись и исчезли среди деревьев, но он не волновался, он был уверен, что быстро их нагонит.
Мужчина бросился в воду, снова держа перед собой нож с лезвием, сверкающим в пелене дождя.
Глава 33
Соня не была жестокой. Сама мысль о жестокости всегда отталкивала, потому что слишком близко ассоциировалась со смертью и несчастьями. Несмотря на это, увидев, что нужно сделать для того, чтобы спасти свою жизнь и жизнь детей, она не колебалась ни одной секунды, она знала, что может убить человека, которого когда-то звали Биллом Петерсоном.
Возможно, что именно эта мысль позволила ей решиться совершить акт насилия над живым существом – осознание того факта, что нет больше мужчины, которого она знала и любила, что он зашел так далеко по тропе безумия, что уже никогда не станет прежним. Либо с этого времени и до конца жизни телом будет управлять Джереми, темная сторона личности шизофреника, либо он впадет в кататоническое состояние и навсегда окажется в психиатрической лечебнице в виде живого овоща, беспомощного, лишенного малейших признаков собственной личности, неизлечимого никакими средствами современной медицины.
Таким образом, она не убивала друга – это был совершенно незнакомый человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71