Когда мать наконец принимает ее в свои объятия, Энни испытывает такой прилив облегчения, что тут же просыпается вся в слезах.
Она неподвижно лежала в жаркой ус влажной темноте, слезы по-прежнему текли по ее щекам. Она уже была почти там, ей почти удалось увидеть лицо матери. Темнота и мерное сопение Тэсс понемногу успокоили ее, но снова заснуть было немыслимо. Ее душу переполняли чувства, голова гудела от мыслей. Как всегда в таких случаях, она со свечой в руке отправилась в чулан с детскими вещами.
Читать она не могла, просто сидела, положив подбородок на поднятые колени.
Почему они отправили ее в Англию? Чтобы спасти? Но разве такую жизнь можно назвать спасением? Сначала работный дом, потом миссис Гилби. Даже бог, которому она все равно была за все благодарна, был здесь, наверное, не тот же самый, что в Ирландии. Другая религия, значит, и бог другой.
Энни рассеянно оглядела запыленные детские вещи. Она настолько привыкла к ним, к их порядку, что сразу заметила нарушение в этом порядке. Одна из колясок, стоявшая раньше у стены, теперь была почти на середине комнаты. Кто-то наведался в это место, которое она уже начала считать своим.
На этот раз все получилось почти случайно. Сегодня Энни позировала для «Надежды»: она стояла у стеклянной стены, облаченная в длинный серый балахон с капюшоном, накинутым на голову, прижимая к груди букет полевых маков. Луч света за ее спиной протянулся, словно меч, занесенный над ее головой, и Энни внутренне согнулась перед его неумолимостью.
Изабель никак не могла решить, как же должна выглядеть Надежда. Она сажала Энни у двери и пересаживала на скамью, а теперь вот поставила у стены. С наброшенным капюшоном. Со снятым капюшоном. Без цветов. С цветами.
Под шерстяным капюшоном было жарко. По шее Энни сбегали струйки пота. Цветы, сорванные более двух часов назад, поникли. Выполняя замысел Изабель, Энни согнулась над ними, как бы пытаясь снова вдохнуть в них жизнь.
Изабель суетилась вокруг камеры. Сквозь щели в каменном полу у ее ног пробивался мох. Изабель что-то говорила, но Энни не слушала ее. Она опустила свой маленький букет, так как устала держать руки поднятыми. Головки цветов свесились к полу, роняя красный отсвет на стекло.
– Что ж, если ты считаешь, что так лучше… – проговорила Изабель.
Она снова замерла за камерой, оценивая новую позу Энни.
Луч света упал на ярко-зеленый мох у носков ее ботинок. «Я перестроила композицию! – подумала Энни, осознав смысл ее слов. – Я изменила картину. – Эта мысль дрожью пробежала по телу Энни. – Леди слушает меня!» Все внутри ее словно засияло. Вот и наступил ее черед сказать свое слово.
Энни подняла руку и сбросила капюшон с головы.
– Я думаю, так будет лучше, – сказала она, словно испытывая свою силу.
Изабель прильнула к камере. Надежда. Это чувство трудно выразить на фотографии. Безжизненные, поникшие цветы слишком очевидно контрастировали с гордым, даже высокомерным выражением лица Энни. Хотя, пожалуй, надежда и должна быть именно такой, пока не проявит себя открыто. Да, видимо, Энни права.
– Ты права, – согласилась Изабель. – Я поняла, что ты хочешь этим сказать.
Энни устремила немигающий взгляд на объектив. «Ты уже слушаешь меня, – подумала она. – Я способна заставить тебя увидеть то, что я хочу тебе показать».
– Наша леди была такая нарядная, вся в зеленом, – сказала Тэсс. – С такой красотой, да…
Она хихикнула в ответ на какие-то свои мысли. Тэсс, Энни и кухарка пили на кухне чай после ужина. Тэсс рассказывала, как выглядела сегодня леди, отправляясь вместе с мистером Дашеллом на ужин к Хиллам.
– Какая наша леди все-таки красивая женщина! – продолжала восхищаться Тэсс.
– Том повезет их? – спросила кухарка.
– Да.
– Значит, он вернется голодным. – Кухарка начала медленно подниматься из-за стола, но Тэсс, вытянув руку, удерживала ее.
– Не беспокойтесь, миссис, – сказала Тэсс. – Он перекусит у своего приятеля-конюха, вы же знаете.
Тэсс вдруг испугалась, что невольно обнаружила слишком близкое знакомство с его привычками. Кухарка уселась на свое место.
– Ну, раз ты так говоришь… – сказала она с облегчением, довольная, что хоть одна забота упала с ее плеч.
– Вот если бы я выглядела, как она, – сказала Тэсс, думая о том, в какой жизненной западне оказалась Изабель, – уж я-то была бы настоящей леди.
– И что бы ты тогда делала? – спросила Энни, устав от бесконечных описаний наряда Изабель.
– Что бы я делала? – Тэсс задумчиво посмотрела на Энни.
– Ну да, да, что бы ты делала, если бы была леди? – снова спросила Энни.
После недолгого обсуждения они решили разыграть эту сцену в лицах. Кухарка, изображая зрителей, села возле плиты. На кухонный стол поставили табуретку, и Тэсс уселась на нее, словно на трон. Энни, изображая горничную, должна была появиться из кухонной двери.
– Войдите, – сказала кухарка, услышав стук в дверь.
Энни вошла.
– Леди хочет тебя видеть, – сказала кухарка. Энни подошла к столу, стараясь не поворачиваться к кухарке спиной, чтобы не портить сцену.
– Вы меня звали, мэм? – спросила Энни, поклонившись Тэсс.
– Мне сказали, – произнесла Тэсс повелительным тоном, – что ты пренебрегаешь своими обязанностями. Что ты моешь пол не вовремя и не так, как надо.
Энни неожиданно для себя покраснела.
– Мэм, – пробормотала она.
– Ну, – Тэсс угрожающе взмахнула рукой, – что ты можешь сказать в свое оправдание?
Энни подняла глаза на Тэсс, возвышающуюся над кухонным столом. Ее руки с закатанными по локоть рукавами были все покрыты цыпками от мыла и соды, пальцы, которыми она изо дня в день терла ткань, были в мозолях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66