– В этом я не сомневаюсь.
Брук оставила без внимания его сарказм.
– Я не знала подробностей, пока не приехала в «Старую рощу». Однако твой отец перед смертью сказал одну вещь, которая тогда показалась мне бессмысленной, но сейчас я понимаю, что он имел в виду.
Тревис сложил на груди руки.
– Так ты собираешься сказать это мне?
– Джексон сказал, что старается исправить зло. – Она увидела, как Тревис вопросительно поднял брови, и объяснила: – Я думаю, он понимал, что поступил с тобой несправедливо. Каким-то образом Джексон чувствовал, что у нас с тобой много общего. И я не сомневаюсь, что он специально послал меня к тебе, – шепотом закончила Брук.
Она была потрясена сильнее, чем хотела бы показать. Она чувствовала себя разбитой и измученной после того, как высказала все. Больше ей было нечего сказать. Что будет дальше, зависело от Тревиса.
Столько чувств металось в сердце Тревиса, столько мыслей проносилось в его голове, что ему казалось, что он побывал в кулачном бою.
– Ну, я не знаю, благодарить ли мне Джексона или убить его, если бы он был еще жив.
– Когда я впервые увидела тебя, у меня тоже мелькнула мысль, не убить ли Джексона, – призналась с улыбкой Брук.
Тревис усмехнулся и оттолкнул от себя кресло. Его гнев как-то незаметно утих, и все, что он перед собой видел, было прекрасное испуганное создание с рассыпавшимися золотистыми волосами, сидевшее посередине кровати.
Брук была права. Он не мог знать, каково это – быть выброшенным на улицу, лишенным всякой надежды. У него сжималось сердце от сострадания к ней. А он еще думал, что у него было несчастливое детство!
От одной мысли, что могло бы случиться с Брук, его охватывала дрожь.
Когда Тревис подошел к кровати и сидевшей на ней Брук, он не знал, что ему делать, или не мог разобраться в своих чувствах, поэтому сделал то, что подсказывал ему инстинкт. Он сел на край кровати и снял сапоги, затем забрался на постель. Брук, не шевелясь, замерла на середине постели, как испуганный зверек. Она повернулась и настороженно следила за ним.
Тревис взбил подушки за своей спиной и облокотился на них. Он все еще не знал, что сказать. Он не находил слов, чтобы выразить свои чувства, поэтому должен был по-другому выразить их. Наконец он распахнул объятия, и она без колебаний бросилась в них.
Тревис крепко обнял ее. Она молча уткнулась лицом ему в грудь и разрыдалась. У него было ощущение, что очень много времени прошло с тех пор, как Брук плакала в последний раз. Вероятно, ей приходилось быть сильной, и горечь копилась в ее душе. Большинство женщин плакали бы, рассказывая свою историю, но голос Брук ни разу не дрогнул.
Она никогда не просила у него прощения, потому что нечего было прощать. Она поступила так, как была вынуждена поступить, никого за это не обвиняя. Он был горд за нее и, гладя ее по голове, давал ей выплакаться вволю. Иногда слезы очищают душу.
Ни один из них не проронил ни слова. Слова были не нужны. Это была ночь исцеления.
Чуть позднее, когда она, измученная, уснула, Тревис прошептал:
– Я люблю тебя.
На следующее утро, проснувшись в объятиях Тревиса, Брук чувствовала себя душевно опустошенной. Она восхищенно посмотрела на твердый овал его краевого лица. В Тревисе не было ничего мальчишеского. Он был настоящим мужчиной, и она любила его сильнее, чем даже могла представить. Даже после всех вчерашних неприятностей она чувствовала себя в его объятиях в полной безопасности.
Накануне Тревис ее удивил. Он не осудил ее. Он просто предложил ей утешение, как будто действительно все понимал. Понимал ли? Понимание совсем несвойственно мужчинам.
Тревис открыл глаза. В его прояснившемся после сна взгляде была нежность. И еще она видела в нем вспыхнувшее желание, делавшее в это утро его синие глаза совсем темными. Не намеренно ли он давал ей понять, что он чувствует? Хорошо, если бы он сказал, что любит ее, но он не говорил.
– Ты хорошо спала? – с хрипотцой в голосе спросил он.
– А ты? – кивнула она.
Он улыбнулся:
– Когда ты в моих объятиях, я всегда хорошо сплю.
Брук почувствовала к нему такую нежность, что дотронулась до его лица. Его кожа огрубела от пробивавшейся щетины, поскольку с прошлой ночи он не брился. Он повернулся и поцеловал ее руку.
– Я люблю тебя, Тревис, – сказала Брук. – Но я пойму, если ты больше не захочешь, чтобы я была твоей женой.
Тревис притянул ее к себе и поцеловал с нежностью, которую, Брук знала, она никогда не сможет забыть. Он прижался к ее губам с яростной жаждой, а Брук обвила его шею руками. Она раскрыла губы, и Тревис застонал, еще крепче прижимая ее к себе, как будто никогда не сможет насытиться ею.
Наконец он оторвался от ее губ и прошептал:
– Я хочу тебя, дорогая, сейчас и всегда.
Сердце Брук бурно забилось. Она никогда еще не чувствовала себя такой счастливой. Они не занялись любовью. Тревис побрился и переоделся, а Брук заканчивала свой туалет. Он вышел раньше ее, сказав, что они встретятся в столовой.
Когда Брук была готова, она вышла из каюты. Туман был такой плотный, что двигаться по пароходу было затруднительно. Но Брук пыталась пробиться сквозь белую пелену. Время от времени на нее кто-то наталкивался, хотя человек всего лишь шел по палубе. Она заставляла себя улыбаться и не поддаваться страху, хотя бояться было нечего. Всего лишь легкий туман. Он не причинит ей вреда, но у Брук было очень странное ощущение.
Она слышала исходящий из тумана какой-то звук и, не зная его источника, решила остановиться у борта и подождать, пока это нечто пройдет мимо.
Наверху, прямо над ней, капитан Лидерс ругал лоцмана, заставляя быть настороже, чтобы не натолкнуться на что-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76