– Люда? Отстала от поезда? – испуганно вскрикнул горный инспектор.Она опустила на перрон маленький чемодан.– Я не отстала, Иван Александрович! Я подумала, что могу помочь вам. Я ведь лучше всех знаю его в лицо… И вообще… А насчет вашей путевки можно телеграфировать…Девушка явно смущалась.– Ты определенно сошла с ума! – схватился за голову Пряхин. – Ну, что мы с тобой делать будем? Семьдесят третий придет только через четыре часа…– Иван Александрович, я никуда не поеду. Я должна с вами. Ведь я тоже виновата…– В чем ты виновата? Ересь! Говорить смешно.Взмахивая руками, Пряхин бегал вокруг девушки. Людмила умоляюще подняла свои продолговатые глаза на Костю, и тот не выдержал:– Иван Александрович, нам следует торопиться. Время идёт же! А товарища придётся взять, не бросать же её здесь, раз так получилось. Опасно. Чего доброго, тот субчик решит на станцию заглянуть.Пряхин приостановился, раздумывая.– Чёрт знает что такое! При первом удобном случае я засуну тебя в поезд, – слышишь? – опять набросился он на девушку. – И чтобы без разговоров. А сейчас…Он побежал к станционным постройкам. Наступившее молчание нарушила Люда.– Я вам очень благодарна, товарищ. Получилось так, что вы имеете полное право меня подозревать, я понимаю. Поэтому я очень-очень вам благодарна.Костя невольно усмехнулся: новая знакомая изъяснялась воистину с женской непоследовательностью. Пойми попробуй, за что она благодарит? За то, что он подозревает её, что ли?– Перестаньте, Люда! – успокоил он. – Иван Александрович прав: на лбу не написано. И никто вас не подозревает, честное слово!Возвратился запыхавшийся горный инспектор. Вытирая лысину, объявил:– В 20.21 пройдет семьдесят четвертый Хабаровский, семьдесят третий из Карымской отправится в 20.40… Чёрт, как не везёт!– Вы думаете…– Не думаю, знаю! Расписание!– При чем оно?– При том, что из Карымской можно уехать прежде, чем мы туда доберёмся. С дежурным я говорил. Относительно вашего товарища уже звонят на Туринский. Ну, а что касается этого Подкленова…– Надо предупредить по линии. Есть же тут милиция?…Пряхин постучал по лбу костяшками пальцев.– Соображать надо. Скажете, что из поезда выпрыгнул человек? Да? И за ним следом – второй? И что поэтому все мы вылезли в Дарасуне? Не представляю, что подумают, но задержат до выяснения обязательно.– А тем временем Семён… – начал Костя.– Тем временем, если на полотне никого не найдут, мы сможем что-нибудь предпринять сами. Во всяком случае, попытаемся.Пряхин посмотрел на часы, как всегда с треском захлопнул крышку.– Как будем добираться? Ждать семьдесят четвёртого и шагать потом назад от Карымской или не ждать, а идти отсюда пешком? По времени одно на одно выйдет.– Пешком, не к чему ждать, – подхватил Костя и вдруг осёкся, остановив взгляд на лакированных босоножках Люды. – Впрочем, если по времени одно на одно…Девушка угадала причину его нерешительности.– Обо мне, пожалуйста, не беспокойтесь. У меня разряд по гимнастике, а во-вторых, – резиновые сапоги в чемодане.– До рассвета мы всё равно беспомощны, как слепые котята. А к рассвету любым способом поспеем туда добраться, – уверил Пряхин.По его словам, до Карымской было около тридцати километров. Где-то, примерно на половине этого расстояния, от пассажирского поезда № 41 оторвался и покатился по откосу сначала человек с кирзовой полевой сумкой, потом – Семен Гостинцев.Та тьма, что из окон вагона казалась живой, мчащейся не разбирая дороги, теперь пугала своей мёртвой неподвижностью. Двумя стенами подступала она к железнодорожному полотну, оставляя только один путь – вперед. Этот единственный путь показывали рельсы, накатанные до блеска.Шедший впереди Иван Александрович Пряхин негодовал, что позволил втравить себя в эту авантюру. Есть специальные органы, подготовленные, опытные. Это – их дело. А Иван Пряхин – серьёзный человек! – связался с мальчишками и помог это дело испортить. Правда, всё случилось так скоропалительно, что на раздумья почти не оставалось времени, но от этого не легче теперь.Нахохлившийся Моргунов ненавидел себя лютой ненавистью: не прыгнул вслед за Семеном, оставил друга одного против вооруженного преступника! Духу не хватило выпрыгнуть!..Время от времени мужчины перебрасывались словом-двумя. Людмила отмалчивалась, на вопросы отвечала невразумительно. Впрочем, оба понимали ее состояние. И даже Костя избегал с нею заговаривать: пусть перекипит, успокоится.Начинало светать, когда позади остался полустанок Туринский. Полотно пересекала хорошо накатанная автомобильная дорога. Уже можно было рассмотреть узорчатые следы, оставленные шинами на влажном песке за деревянным настилом. Шлагбаумы, словно камуфлированные по-зимнему стволы зениток, целились в небо.– Километров десяток отмахали, – сообщил Пряхин и, сняв шляпу, вытер платком лысину.Дважды проносились бесконечно длинные товарные поезда, задолго до появления извещая о себе гудением рельс, подхватываемым говорливым эхом. Пассажирский № 74 нагнал далеко за шлагбаумом. Подмигнул ещё непогашенным красным фонарем в хвосте, расстелил плотный белёсый дым по травам.Когда дым разнесло, все трое увидели впереди сидящего за кюветом человека. Он поднялся им навстречу.– Семён! – тихо произнес Костя, узнавая товарища, а затем заорал: – Сенька! Живой? Сенька, черт тебя задери!..Когда Костя успокоился, а Иван Александрович выложил Гостинцеву весь свой запас гневных слов, Люда Раменкова спросила дрогнувшим голосом:– А… Василий?Семен не сразу догадался, о ком спрашивает незнакомая девушка, пожал плечами.Прыгая, он основательно шмякнулся о скат насыпи, ободрал руку, висок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46