- сказал он коту. - Раз вы меня выселяете, выселяйте совсем на улицу. Я из этих ящиков себе прекрасную будку склею двухкомнатную. Буду на улице жить, как все собаки.
Матроскину было жалко ящики отдавать. Он говорит:
- А чего бы тебе, Шарик, под крыльцом не устроиться? И делать ничего не надо. И тепло, и сторожить удобно.
- Ага. И все ноги у тебя над головой от снега отряхивают и от песка. И всё это тебе на голову сыплется. Нет, ты сам там живи, если ты такой изобретательный.
Тут дядя Фёдор вмешался:
- Матроскин, ты не прав. Пусть Шарик клеет, что хочет. Мы так договорились жить, чтобы каждому было хорошо. Мы все должны друг друга любить.
- Верно, - согласился кот. - Если мы друг другу уступать не будем, у нас не дом будет, а коммунальная квартира. Склочная.
И ещё он добавил практические соображения:
- Дядя Фёдор, сколько от него шума, от нашего Шарика! Стоит только какой-нибудь собачке в деревне тявкнуть, он такой гам поднимает, что мы до потолка подпрыгиваем. А в будке ему звукоизоляция не позволит так шуметь.
Шарик сразу взялся за дело. Достал кисть малярную из сарая, сварил из крахмала ведро клея кисельного типа и начал ящики клеем мазать и друг к другу прислонять.
Ящики лёгкие, весёлые, яркие. И работа лёгкая, весёлая, яркая, если делать её аккуратно. А Шарик всё делал тяп-ляп. Сначала сделал картонно-ящичный пол, потом картонно-ящичные стены, потом из реек, которые Матроскин приготовил для ремонта забора, сделал обрешётку для крыши и тоже обклеил ящиками. Дом вышел сикось-накось, но очень яркий и симпатичненький.
Тут уже и вечер наступил, звёзды высыпали на небо, как веснушки. Вымотанный Шарик как стоял на картонном полу, так и спать свалился, а клеевую кисть под голову подложил.
Глава вторая
ТЕЛЕГРАММА
Утром чуть свет почтальон Печкин пришёл. И давай калитку дёргать. Раньше он смело во двор проходил, на крыльцо и в дверь стучал, а теперь он стал телёнка Гаврюшу побаиваться.
Он калиткой хлопает, стучит по ней, а его никто не слышит. Все спят ещё. Тогда он стал кричать:
- Стук-стук! Дзинь-дзинь! Ба-бах! Блям-блям! Вам телеграмма пришла!
Никакой реакции. Только Гаврюша к калитке подошёл - стал почтальоном Печкиным интересоваться.
Печкин опять кричит:
- Эй, вы! Дзинь-дзинь! Вам телеграмма пришла!
Ничего.
- Так ведь и голос сорвёшь! - сказал Печкин. - А у меня голос не казённый!
Гаврюша прислушался. Услышал слово "голос" и как замычит:
"Му-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!"
Не зря с ним Шарик работал. А голос у него был не такой, как у почтальона Печкина, дохленький. У Гаврюши голосище был, как у электрички. Он полдеревни зараз на ноги поднимал.
Шарик наконец проснулся... и сразу понял, что на него электричка несётся! Он как подпрыгнет вместе с полом, к которому приклеился! Как бросится бежать!
Свой картонный домик он в секунду разметал и весь коробками обклеенный по шпалам бежать бросился. С рогом на голове (это кисть была для клея).
Сначала он спросонок вокруг домика обежал. Потом назад повернул, к почтальону Печкину направился.
Теперь уже Печкин перепугался:
- Инопланетяне! Роботы! До нас добрались!
И побежал. А у Шарика рефлекс: раз кто-то бежит, догнать надо. И вот они, как в мультипликации, по деревне несутся. Впереди Печкин, за ним почтовая сумка развевается, сзади Шарик, весь разными ящиками обклеенный. Шарик Печкина сразу бы догнал, только ему ящики мешали.
Печкин кричит:
- Отвяжитесь! Живым не сдамся!
Шарик в ответ думает: "Ну и не сдавайся! Зачем ты мне нужен!"
Но остановиться не может. Его рефлекс подгоняет. Наконец они до речки добежали. Печкин, как Чапаев, с сумкой в руке через речку поплыл, а Шарик остыл. Он кричит:
- Печкин, Печкин, это я - Шарик!
Печкин тоже остывать начал. Оглянулся назад и всё понял.
- Нет, - говорит, - ваша команда меня скоро в гроб загонит. Ведите меня к себе домой и переодевайте в сухое.
Он, конечно, был прав: он им телеграмму принёс, а его в речку загнали. Они с Шариком быстро домой вернулись сушиться. Хорошо, что утреннее солнышко над зелёной травой уже греть начало, а то бы Печкин совсем простудился.
Пока Печкин в одних трусах на печке сох, дядя Фёдор мокрую телеграмму читал:
"Встречайте нас, мы уже выехали. Ваши родители: папа и мама, ваша верная тётя Тамара и верный денщик-ординарец Иванов-оглы-Писемский. Готовьте место для музыкального инструмента".
- Как-то не по-военному написано, - сказал дядя Фёдор. - "Встречайте нас, мы уже выехали". А на чём выехали, где встречать, откуда выехали непонятно.
Матроскин в это время от Шарика приклеенные ящики ножницами отрезал. Он всё объяснил:
- Выехали из Москвы от твоей мамы. Выехали на поезде. Встречать надо на станции.
- Всё правильно, - говорит Печкин. - У нас на станции московский поезд один раз в день останавливается. Ночью.
Но Шарик спорит:
- А может, они на автобусе выехали или на вертолёте.
- На вертолёте вылетают, а не выезжают, - отвечает Матроскин. - А на автобусе с пианино не ездят. Его в грузовом вагоне везут.
- А что такое денщик-ординарец? - спрашивает Шарик.
Печкин с печки кричит:
- Это что-то вроде шофёра. Есть ещё такие стихи замечательные: "Стой, денщик, жара несносная. Дальше ехать не могу". Мы в школе учили.
- А почему он ординарец?
- Наверное, весь в орденах. Боевой денщик.
Тем временем Матроскин от Шарика последний ящик отрезал и говорит:
- Мне кажется, тебя постричь надо наголо, а то и вовсе побрить. Потому что ты получился весь дырками выстриженный, как в лишаях.
- Вот это дудки! - говорит Шарик. - Зима на дворе, а ты меня постричь хочешь. Лучше я в дырках буду ходить, чем, как крыса, стриженый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20