Она ведь не такая, чтобы плакать или там ныть. Везде лезет, все ей надо узнать. Идет, за руку мою держится и быстро-быстро бормочет:
- Ах, как автобус тарахтит! Ухо заболело. А люди как громко разговаривают! Второе ухо заболело. Значит, уже базар. Сережа, давай мороженое купим!
А в саду? Хозяйкой ходит. У цветов, у деревьев названия такие, что язык вывихнешь, - а у нее так и слетает: кельрейтерия, традесканция, филлокактус! И еще меня поправляет. Возьмет цветок в горсть, носом зароется.
- И не китайский чубушник, а амурский! Китайский не такой тебе!
Любимые ее цветы - душистые: лаванда, шалфей мускатный. Миртовые листики потрет между пальцев: ах! Сама - как заяц: брови наискосок и очки, будто глаза косые...
И когда это врачи научатся всем операции делать?
К дяде Косте на опытный участок мы нередко захаживали. Сначала он на меня вроде ругался, а потом ничего, привык. В оранжерею нас повел.
Очень это интересно - оранжерея! Вся из стекла. Вдоль стен трубы толстые проложены. Отопление! Такие тут растения - им и крымской жары мало.
Чувствуешь себя в этой оранжерее, как в бане, в парной. Зелень сочная, скользкая, жирно блестит. А дядя Костя рассказывает, куда какое дерево годится. Мне больше такие нравились, что плоды вкусные дают. Авокадо, например, или хурма, или фейхоа. А Гальке - из которых лекарства делают... И самый ее ненаглядный - саркоцефалюс. Дядя Костя говорил, что это дерево - аптека африканских саванн. Корни сушат делают присыпку для ран. Настой листьев - от лихорадки. Кору жуют, когда зубы болят. И листья, и кора, и само дерево - все в дело годится.
- А вот это, - говорит дядя Костя, - "волшебное яблоко". Знаете, как в сказке: упал богатырь чуть дыша, а яблоко съел - и опять мечом замахал. Это у нас растет в Приморье. Элеутерококк! Запомните! Замечательное средство из него получают - бодрит, освежает, снимает усталость. Заменитель "корня жизни" - женьшеня.
Я спросил:
- Дядя Костя! А вот у вас еще участок есть - там все такое маленькое... невзрачное... Колючки одни. От них-то какой толк?
Не знаю, почему, но он рассердился. Лицо такое стало - ну, прямо, как у директора школы, когда тебя в кабинет вызвали по причине разбитого стекла...
- Предупреждаю, - сказал он скрипучим голосом, - самим никуда не лазать! Ничего не трогать! И боже упаси - рвать!
Как будто я всю жизнь мечтал - колючки рвать! Ужасно странные люди - эти ученые.
А он встал - руки в карманы. Глаза куда-то далеко уставились. Засвистел. Получилось вроде песенки "Далеко, далеко, где кочуют туманы..."
Я тихонечко Гэльку за руку и - задний ход!
Уселись мы с ней в беседке. Я спрашиваю:
- Отчего это дядя Костя такой сердитый?
Она ладошкой машет.
- И вовсе не сердитый! Он волнуется. Его запланировали.
- Как это - запланировали?
- Поставили в план - лекцию читать. Для трудящихся. А он говорит: "Мой репертуар известен. Я не пластинка, чтоб сто раз прокручиваться. Перед слушателями стыдно". А мама говорит: "От тебя вовсе не требуется Америку открывать". Дядя Костя как закричит: "А почему мне зажимают рот?" А мама говорит: "Потому что ничего еще не ясно!" А он: "Все равно, все равно, главное - поставить про... проблему!" Потом я у мамы спросила: "Зачем дяде Косте рот зажимать?" Она объяснила, что никто ему не зажимает, а просто он не согласен. Он хочет об одном лекцию читать, а запланировано о другом. Вот он и разнервничался.
Я говорю:
- А он - настоящий ученый?
- Еще какой! - всплеснула ладошками Гэля. - Он почти что кандидат наук. Он даже духи умеет делать.
- Какие духи?
- А вот пойдем к нам - узнаешь! Как раз мама в город уехала, панамку для меня купить. В лабораторию зайдем. Вообще-то туда ходить не велят, но раз никого дома нету...
Лаборатория - маленький такой чуланчик, раньше это ванная была. Кругом книги - стопками, пачками. Над столом - полка с дырочками, а в каждую вставлена пробирка. И в пробирках - зеленое, желтое, синее налито. Как будто карандаши цветные.
Еще на столе - разные приборы, спиртовка, колбы, тоже неизвестно с чем. Так и потянуло какой-нибудь опыт сделать! Если б не с Гэлькой я был... А с ней боюсь.
Все я там потрогал, пересмотрел. На маленьких весах захотелось что-нибудь взвесить. Смотрю, из одной книги письмо торчит. Я его вытащил, на чашку бросил и разновесками тютелька в тютельку вывесил. А потом взглянул на конверт - какая там марка. Оказалось, обыкновенная, и конверт обыкновенный, с цветной картинкой. Только вот что удивительного: адрес как будто русскими буквами написан, а я ни слова не понимаю. Спрашиваю Гэлю:
- А дядя Костя из-за границы письма получает?
- Ой! - говорит. - И письма, и бандероли, и посылки! И сам посылает - семена, черешки. А как же!
Я опять посмотрел. Нет, конверт наш, советский. Из серии "Народности СССР".
- Вот, говорю, Гэлька, письмо какое-то странное.
Рассказал ей, в чем вопрос. Ну, разве она знает! Маленькая еще. И вот что ей в голову взбрело:
- Давай прочитаем!
Я посомневался немного. Нехорошо чужие письма читать. А потом подумал: прочитать я все равно не смогу. Посмотрю только, это не считается.
Вытянул письмо из конверта. Такой же почерк, и так же ничего не понять. Но к письму был приколот лист белой бумаги, на машинке напечатанный, по-русски. Я заглянул только. И уже не мог оторваться. А Гэлька теребит меня: "Читай, читай!"
И вот что я прочитал:
"Самому ученому профессору.
Дорогой, уважаемый товарищ!
Желаю вам благополучия и здоровья, вам и вашим детям, и внукам, и всем родственникам.
Пишет вам старый пастух Арсланкул, сын Бобокула.
С юных лет, когда еще первый пушок не темнел у меня над губой, и до той поры, когда старость согнула меня, точно куст арчи на ветру, живу я в горах.
1 2 3 4 5 6 7