— Он всегда так: в дом пустит, а уж назад ни за что... Пятнаш, назад!
Она снова посадила собаку на цепь и, оставив на крыльце корзину с травами, вошла в дом. Павлик вошел следом.
Посреди кухни, перебирая в руках старую, дырявую шляпу и виновато улыбаясь, стоял недавний знакомец Павлика — Шакир. Глубоко запавшие глаза его растерянно моргали, он широко развел руками.
— Два часа столбом стоял! — сказал он.— Ваш собак думал — я плохой человек. Я его как просил: пусти, пусти, дорогой. Нит! Сидит как шайтан, зубы страшные, шерсть дыбом. Как я виноват?
— А ты бы сел, знаком,— беззлобно сказала бабушка Настя.
— Я боялся: а вдруг нильза. А? Я ему и по-татарски и по-русски просил — нит! Был бы хлиба кусок, я бы ему отдал. А хлиба нету. Чего дашь?
— А он не взял бы. Он у чужих не берет,— сказала бабушка.— Садись, знаком.
И только тогда, облегченно улыбнувшись, Шакир заметил Павлика.
— Павлик! Я тебя в лесу нашел, помнишь?
— Конечно, помню.
— Ты скажи своей бабушке: Шакир хороший человек.— Он покосился на стоявший на столе обед деда Сергея, прикрытый платочком.
Бабушка тоже посмотрела, подошла и приподняла платочек. Несколько вареных картошек, печеная луковица и серая лепешка лежали так, как она их положила, уходя.
— Теперь вижу, знаком, неплохой человек! — сказала она.
— Неплохой, неплохой! — счастливо закивал татарин, а его изголодавшиеся глаза никак не могли оторваться от вареных рассыпчатых картофелин. И вдруг лицо его перекосила гримаса.— Очин плохой, бачка! Очин хотел картошкам брать,— торопливо признался он, прижимая к груди свою рваную шляпу.— Не себе кушай, нит... Дочка Мариам с голоду помирай сегодня-завтра... Такой хороший девочка, такой красивый! — На глазах у Шакира блеснули слезы.— Ничего не могу, ничего не имей. Как помогу? Грибы собирал — дед Сергей ногой топтал, у-у! — И Шакир показал ногами, как яростно дед Сергей топтал поганки, которые он, Шакир, собрал.
Мгновение поколебавшись, бабушка Настя взяла из мисочки лепешку и одну картофелину.
— На, твоей Мариамке... Зачем пришел?
— К дед Сергей пришел работа наниматься...
— На какую работу?
— А как же! Лес рубить будем.
— Какой лес?
Шакир широко повел рукой в окно.
— Весь лес рубить будем... Из города был бумага, грамотный человек читал. Кто работать хочет — сюда езжай. Много-много работы есть.
Бабушка сердито махнула рукой.
— Брось болтать! Кто это позволит такую красоту изничтожать? Триста — пятьсот лет стоит лес. При царе, при графе Орлове не рубили, жалели. А теперь рубить? Да ты что? Прямо скажи: опять за грибами ходил, просить пришел, чтобы дозволил без билета дед Сергей. Так?
Шакир умоляюще прижал к груди шляпу.
— Зачим так говоришь, зачим обижаешь? А? Ты старый человек, я старый человек... И деда Сергея знаю — он без билета не разрешит, аканчательный он человек! Сто лет рядом живу, знаю...
— Уж и сто? — усмехнулась бабушка.— Не много?
— Ну, мал-мал меньше. Моя грамоте нету — не считай: Много-много лет дед Сергей знаю. Не я один знаю, все знают...
— Смотри ему не вздумай про лес сказать! — шепнула бабушка, показывая глазами в окно.— Пришибет за одни эти слова.
Глянув в окно, Павлик увидел маленькую фигуру деда Сергея и поспешно юркнул в чулан, где они с бабушкой спали. Осторожно выглядывая оттуда, он видел все, что происходило в кухне.
Привычным движением дед Сергей повесил у входа свой высокий картуз и, исподлобья глянув на бабушку, на Шакира, ни слова не сказав, прошел к столу и сел, придвинув к себе миску. Бабушка торопливо налила ему кружку молока, и он молча, не поднимая глаз, стараясь не уронить ни крошки, ел и запивал молоком. Реденькая бородка его ритмично покачивалась вверх и вниз. Окончив есть, старательно сгреб в ладонь крошки со стола, бросил их в рот и только тогда поднял глаза на Шакира.
— Билет принес?
Шакир изо всех сил отрицательно замотал головой.
— Нит, Сергей Палыч, нит...— И, просительно покосившись в сторону бабушки, с отчаянием сказал: — Работа пришел наниматься. Пока другой, русский люди не пришел. Я знай: ты русский скорее возьмешь! Да? А мне тоже дети кормить надо. А?
И тут первый раз дед Сергей глянул острым неприветливым глазом на бабушку Настю.
— С ума сошел басурман? А?
— Нит, нит! — снова горячо заговорил Шакир, прижимая шляпу к груди.— Лес пришел рубить.
— Какой лес? — строго повел светлыми кустиками бровей дед Сергей.
— Твой, бачка...— Шакир смотрел преданными глазами, словно прося прощения за то, что произносит такие слова.
—Твой! — И, как и раньше, повел на окна рукой.— Весь лес рубить будем... Паек давать будут, деньги платить. Мариамка тогда не помирай. А?
Дед Сергей встал из-за стола и молча пошел на огромного татарина.
— Вон!
Шакир попятился, чуть не плача, вышел на крыльцо и там швырнул оземь свою шляпу.
— Русский человек принимать хочешь? Я — басурман, я не твоей веры? У-у!
И, погрозив кулаком в распахнутую дверь, сгорбившись, медленно пошел в лес.
— Басурман — он басурман и есть,— примирительно сказал дед Сергей, не глядя на бабушку Настю.— Собери справу, паек пойду получать. Хомутовского объездчика встретил, он сказывал: сегодня. Муку, сказывал, масло.— Дед помолчал немного и, сам не веря своим словам, не глядя на жену, добавил: — И вроде ботинки новые, мериканские... Брехня, поди-ка...— И неожиданно прикрикнул: — Давай пошевеливайся!
Бабушка Настя пошла в чулан и, молча погладив сидевшего на кровати Павлика по голове, достала с полки мешочек, бутылку. Потом вышла в сени, вывалила из корзинки на лавку свои травы, положила в нее бутылку и мешочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65