Сашка вздыхал, прижимая мокрый рукав рубашки к виску государыни. Она стояла на коленях, упираясь мечом в песок, и на испуганное: "Больно?" отвечала:
- Нет. Погоди. Счас пройдет.
Все равно было больно. Сашка знал. Сам получал сколько в учебных боях. Хоть и деревяшкой. И он бегал и бегал к морю смочить рукав, чтобы остудить боль, и сердито качал головой.
- Шишка будет!
Государыня поднялась на подгибающихся ногах, с Сашкиной помощью доковыляла до воды и долго умывалась, затирая невольные слезы.
- Государыня... - тихо позвал Сашка. - Ну зачем тебе это? Ну ты же знаешь, что любой из нас будет драться за тебя.
Она посмотрела ему в глаза.
- Да, а ты думаешь, я смогу посылать вас на смерть и отсиживаться за спинами?!
- Погибнуть в бою - это участь мужчин.
- Кто придумал такую глупость? - она встала на ноги, обхватила пальцами рукоять меча:
- Начали!
Они вернулись на рассвете. На цыпочках прокрались мимо Шарика (или Шавика, как ласково называл его хозяин) - псинки маленькой, но весьма голосистой; а когда Ястреб сажал Шавика в бочку, чужой мог подумать, что во дворе надрывается самое меньшее волкодав. Сашка знал, что волкодавы молчаливы, а Шавика прикормил курицей, и тот дрых без задних ног. На стук калитки из будки выползла котявка, широко зевнула розовым ртом и убралась досыпать. Государыня ушла к себе. А Сашка присел на крыльцо, положив рядом мечи, и задумался. Он машинально подвинулся, когда вышел хозяин: в холщовых штанах до колен, босой и тоже задумчивый. Он опустился, заставив доски скрипнуть, и посмотрел на Сашку.
- Хорошо повоевали?
Сашка дернул худым плечом:
- Ага.
3.
Улица была, как темная река, и в набережных многоэтажек догорали последние окна. Андрей стоял на углу и смотрел на два окна в четвертом этаже. Сейчас они погаснут, ровно в полночь без четверти. Каждую ночь в это время. А он зачем-то приходит и смотрит, как горит за шторами красный странноватый огонь. А потом темнота. Иногда Андрею даже кажется, что слышен щелчок выключателя.
Окна не погасли. Они продолжали ровно светиться своим малиновым тревожным светом, словно приглашая - зайти, узнать, почему изменен привычный распорядок. И Андрей решился. Разумеется, это было сумасшествие, но он почему-то знал, что имеет сегодня право на сумасшедшие поступки. Он перешел улицу и открыл тяжелую дверь. В подъезде было темно, пахло цвилью и кошками. Одна из кошек с воплем метнулась из-под ног. Ступеньки были низкие, широкие, как во многих старых домах, а перила шершавились густыми слоями краски и налипшей пылью. На ходу Андрей соображал расположение квартиры и считал пролеты. А потом постучал. Звук утонул в глухом дерматине, но двери сразу же распахнулись. Словно не были закрыты или кто-то его ждал. Свет ослепил, хотя, по размышлении, был не такой уж яркий - бра с электрическими свечками. Андрей зачем-то нырнул вниз и в сторону - и рассмеялся. Вредно читать боевики.
- Гав, - сказали ему громко. Пятнистый диванный валик возился, тыкался в ноги, мёл шагреневыми ушами половичок. Потом развернулся, словно приглашая входить, дернул толстым, как палка, хвостом.
- Здравствуйте, - радушно объявил, перегораживая прихожую, здоровый высоченный мужик. На его голой груди под сердцем сиял распахнутыми крыльями ястреб. Или еще что-то такое же хищное. - А мы вас ждали. Можно не разуваться.
Входные двери так и манили сбежать. Не станут же его преследовать. Но Андрей уже тщательно вытирал подошвы кроссовок и брел за мужиком на кухню, куда ж еще...
На кухне пыхтел и подпрыгивал на газовой конфорке зеленый с желтыми розочками чайник. Он так не сочетался с хозяином, что Андрея прошиб истерический смех. Бассет-хаунд взлаял.
- Вейнхарт, место! - тихо, но выразительно рявкнул мужик. - Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет.
Андрей грянулся на угловой диванчик, обвел кухню глазами. Она была обшита деревом, с мебелью ручной работы, аккуратно расставленными кастрюльками и прочим причиндалом. Красота! Тут в двери настойчиво позвонили. Кто бы он ни был, нащупать звонок в глухой темноте... Хозяин вышел. В прихожей прошумело, затопало, стукнуло, бассет сказал свое веское "гав!". После чего в кухню почти влетел попинываемый в спину хмырь неотчетливого возраста и занятий: патлатый, выбритый, с серьгой над бровью и вылезающими из коротковатых рукавов руками-лопатами. Рубаха его Андрея впечатлила: какая-то немыслимой расцветки сирийская парча с черной тесьмой мученика-анархиста, перетянутая витым шнурком a la russe.
- Убью! - рыкнул хозяин. - Ей бо, убью!
Еще одним движением могучей лапы хмырь был вброшен на тот же диванчик и представился:
- Савва.
Савва оказался бродячим художником, по причине изгнания женой. И пусть бы с того, что пил или денег не зарабатывал. Просто он назвал ее Пенелопой, вот... Савва развел дланями.
- Нишкни, - сказал хозяин.
Стягивался народ и кухня все больше делалась похожей на аэропорт при нелетной погоде. Кто-то курил, сидя на подоконнике, помаргивая красным огоньком, и стряхивал пепел в открытое окно. У Андрея в руке мистическим образом оказалась чашка с горячим чаем - такая тонкая, что и держать-то ее было боязно.
- ...Это как же понимать? - надрывался в толпе тягучий голос. - Это я живу, обрастаю семьей, дитями, а потом, как в банальной книжке... приходит ко мне, пришельцу, добрый дядя, объясняет мне мою истерическую миссию, и вот счас все брошу... мол, птичка, летим со мной, там много вкусного?
- Уточняю, - рявкнул хозяин. - Ты сам сюда пришел. И вообще, и в этом мире можно найти, чем поразвлечься. В "горячую точку", к примеру, полезть. Или там в пожарники. Или бегать по лесам с толкинистами и древесиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24