Обстрел продолжался нынче часа четыре.
Вечером опять работали наши береговые и корабельные батареи. И сейчас каждые 3-5 минут ухает где-то за Исаакием.
Был у мамы на Знаменской, заходил на полчаса к тете Тэне.
Тетя Тэна рассказывала... Была она в протезной мастерской, заказывала какой-то бандаж. Рядом сидит, ждет очереди пожилая женщина.
"- У вас что - тоже бандаж?
- Нет, мне руку делают.
Гляжу - у нее правой руки вот до этого места нет.
- Где вы ее потеряли?
- Обстрел. Иду, вдруг чувствую - руке холодно стало, и где-то вот тут, под лопаткой, больно-больно. Поглядела, а руки и нет. А ей и не больно. Больно под лопаткой. Теперь искусственную делают. Да только что ж толку-то от нее. Работала, была мастерицей, стахановкой, а сейчас инвалид, работаю сторожем, зарплата сто двадцать шесть рублей и пенсии шестьдесят".
Дзоты на улицах. Чем дальше к окраинам и вокзалам, тем больше их. На проспекте Майорова у Измайловского моста - лицом к Варшавскому вокзалу огромный бетонированный дот. На Усачевом - у Египетского моста - сохранились баррикады.
По всему городу - главным образом на углах и перекрестках окна и двери заложены кирпичом, и в кирпичной кладке - черные щели амбразур. Некоторые амбразуры прикрыты железными ставенками - чтобы не пугать население, вероятно.
Проходил сегодня по улице Гоголя. Там, недалеко от Невского, еще в 1941 году тяжелая бомба срезала угол дома - с пятого этажа до подвала. Сейчас этот срез задрапирован холщовой декорацией. Художник постарался, нарисовал окна с поблескивающими стеклами, ложноклассический орнамент, карнизы и пр., а над рисованным подъездом - разрисованная же рельефная доска и на ней дата - чего: разрушения или восстановления? - 1942.
В городе очень мало военных. 15-го все отозваны на фронт. Чаще чем обычно мелькают черные шинели моряков.
19 января, 9 часов утра
Разбудил телефонный звонок. На улице было еще темно, но в комнату то и дело вбегал и освещал ее - сквозь щели в портьерах - розовый отблеск орудийных залпов.
Сейчас уже рассвело. Ночью опять были заморозки (да, в январе заморозки!). Исаакий покрыт инеем. За его спиной палят корабли. Лимонно-красный клубок огня взлетает на уровне углового, малого купола. Через одну-две секунды грохот и треск.
...А перед огромной махиной собора, который на три головы стоит выше остальных зданий города, перед собором, у которого и ступени-то кажутся отсюда выше человеческого роста, - перед этим тяжелым, как египетская пирамида, колоссом стоит на коленях маленькая фигурка женщины. Молится. Истово крестится, делает земные поклоны. Мимо идут люди, влекут санки с дровами. А женщина стоит на коленях посреди мостовой и молится. Потом поднимается и идет - очень быстро, спешит, вероятно, на работу - в сторону Почтамтской.
Стреляют близко. Это очень красиво. Над крышей взметнется клочок огня, за ним клубочек рыжеватого дыма, а уж потом:
"Бам-би-ба-баммм!!!"
А дальние батареи - как зарницы.
20 января. Вечером
Вчера вечером радио объявило очередной приказ Верховного главнокомандующего. Заняты Красное Село и Ропша. Москва отдавала салют войскам Ленинградского фронта. Освобождены, кроме того, Петергоф, Александровка и восемьдесят других населенных пунктов. Сегодня официально сообщается о том, что освобожден Новгород. Войска, наступающие со стороны Ораниенбаума и со стороны Пулкова, соединились. Отдельные группы противника окружены и ликвидируются. Повторяется осень сорок первого года, только - все наоборот.
Ленинград, конечно, ликует.
Последнюю сводку я слышал издали, на улице. Кажется, там упоминаются Лигово, Дудергоф, Стрельна. Трофеи очень большие, пленных же совсем немного - за пять дней всего одна тысяча человек. Драпают быстро и по-немецки организованно.
Был сегодня на радио. Хочу поехать на фронт или, во всяком случае, поближе к нему. До сих пор, что называется, ближе некуда было.
Завтра на этот счет будут договариваться с политуправлением фронта.
Вчера немцы еще постреливали по городу, откуда - даже не понимаю. Но, по-видимому, очень издалека. И не часто. Всего шесть снарядов за день! По-здешнему это совсем немного.
Видел вчера Ревекку Марковну из больницы Эрисмана. Она с 15 января не обедала и почти не спала. В больницу не переставая везли раненых. Ранения у большинства тяжелые, но дух бодрый, победительный.
- Скоро и Ленинград будет Большой землей, - сказал один из них перед ампутацией.
Ездил вчера вечером на Васильевский остров и на Крестовский - все по московским поручениям.
Был на Петроградской стороне, в доме Любарских. Как много опечатанных дверей на парадной лестнице!
В ящике для писем и газет на одной из заколоченных и опечатанных дверей что-то белело. Я полюбопытствовал: открытка. Не удержался - прочел:
"Дорогие тетя Лиза и дядя Миша! Пишем вам пятое письмо. Страшно беспокоимся, не получая ответа..."
От Барочной улицы до Елагина острова бегает маленький одиночный трамвайчик-"кукушка".
Сегодня корабли на Неве молчат. По-видимому, они свое дело сделали, их миссия завершена. Наши наземные войска уже далеко от побережья, и корабли при всем желании поддержать их уже не могут.
Корабли под парами (то есть живут, дышат, дымят, а насчет того, "под парами" или нет, - не знаю, не специалист).
Видел вчера вечером, в темноте, огромную черно-белую, не похожую даже силуэтом на корабль, тушу крейсера "Киров". Это он рявкал своими батареями, когда у меня в номере звенели стекла и сыпалась штукатурка. Стоит между набережной Лейтенанта Шмидта и Сенатской площадью.
Был еще вчера по разным делам на Верейской улице, в районе Технологического и у Детскосельского вокзала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16