Буфет - это поэзия, а тут - серая проза. Однако в предвкушении соблазнительной поездки в Московский зоопарк Маша уплетала пудинг за обе щеки, давилась, но ела. И только под конец стала шалить, стала выталкивать языком жеваные сухари (наверно, уже не в силах была есть, не лезло).
Я сказал ей:
- Не надо так делать.
Она опять. Предупредил еще раз. Нет, расшалилась и уже не может остановиться.
- Ну что ж, - говорю, - в Зоопарк не поедем. До свидания.
И пошел к себе. Она опомнилась, спохватилась.
- Алеша! Алеша!
Но - уже поздно.
Пришел к себе, взял газету, прилег. Слышу на кухне голос Элико:
- Ты куда?
- Я к Алеше!
- Нельзя к Алеше.
- Пустите! Я - к Алеше!
- Нельзя, тебе говорят! Алеша работает.
А минуту спустя слышу за стеной душераздирающее:
- Але-о-о-оша-а-а!!!
Не только пожалел ее, но понял, что был неправ, что наказание несоразмерно с "преступлением", что ушел я скорее всего потому, что надоело играть, просто придрался к случаю.
Сменил гнев на милость. Вернулся. Поиграли еще в Зоопарк, покормили слонов сахаром, обезьянок - печеньем. Пришла мама и тоже побродила с нами по дорожкам парка.
* * *
Позже играли в магазин. По очереди были продавцами и покупателями. Мне надоело покупать шляпы, чулки, утюги и галстуки. Я пришел и говорю:
- Пинчук есть?
- Нет. Есть финчук.
Берет что-то с "полки".
- Нате.
- Что это? Ой, что это? Я боюсь!
- Это - финчук.
- А что это такое? Что его - есть надо?
- Это же игрушка!!!
- А-а! Вроде мячика?!
И я взял финчук и стал подбрасывать его.
30.8.59.
Дождя не было. Дачи уже пустеют. Тихо. Грустноватые августовские сумерки, которые так любит Машкин отец. Редкие огни на верандах. Пронзительно чистый воздух.
Вернувшись домой, с аппетитом поужинали. Машкин столик придвинули к нашему, большому, и она принимала участие в общей трапезе. На ужин был картофель в мундире. Машка с удовольствием чистила его (пожалуй, даже с большим удовольствием, чем ела), с хрустом грызла малосольный огурец, ела сама и давала коту жареную ряпушку. Были мы втроем, тетя Минзамал в городе, сегодня суббота.
* * *
Прибежала, стучит в дверь, что-то лихорадочно говорит.
Открыл дверь:
- Что такое?
- Иди!! Скорей! Люся на кроватке лежит!
- Где? Какая Люся? На какой кроватке?
Думаю: может быть, у меня она оставила свою Люсю?
Нет, тащит к себе. Вся дрожит, вся трепещет от страстного нетерпения.
- Люся! На кроватке! Посмотри! На кроватке Люся лежит!..
Выхожу на веранду. Там в тети Лялином складном бревенчатом домике - на настоящей кроватке, покрытая настоящим одеяльцем лежит крохотная кукла Люся. А у кровати - столик и еще что-то.
На все это надо смотреть через окошко. И по возможности - Машиными глазами.
31.8.59.
Вечером ходили втроем в лес. Бродили до девяти часов, но даже ни одной сыроежки не нашли. Набрали в Машину корзинку с полстакана брусники и клюквы, вволю накричались "ау", надышались пахучим лесным воздухом, немножко промочили ноги.
Между прочим, Машка "ау" не кричит, кричит "аву". Поставить рядом две гласные ей, по-видимому, еще трудно.
* * *
Идем мимо туберкулезной больницы.
- Бойница! Мама, смотри, бойница!
- Не показывай пальцем, Машенька.
- Я шишкой показываю.
В руке у нее и правда маленькая еловая шишка.
* * *
Собирались в лес. Выбирали покрепче обувь. Я говорю:
- Маша, принеси мамочке ботики.
- Я - мама.
- Принеси Машеньке ботики.
Открыла шкаф, увидела банку с вареньем.
- Я возьму варенье лучше.
* * *
В саду остановились под окном моей комнаты.
- Вон папа смотрит, - объявляет Машка.
Я спрашиваю:
- Где?
- Нет, он уехал.
- Куда?
- Он в Ленинграде.
- На поезде уехал или в автобусе?
- Да, на поезде.
- А что он делает в Ленинграде?
- Ляботает. К нему Мороз в гости пришел. Они ляботают.
- Что же они делают?
- Играют. В магазинчик. Еще в прятки.
* * *
Сегодня во время гимнастики, когда Маша лежала на столе и проделывала ножками "велосипедик", она вдруг почему-то заговорила о Деде Морозе.
- Дед Мороз придет?
- Придет.
- Подарки привезет?
- Да, детям привезет подарки.
- И мне?
- Ты же - мама?
- Нет, и мне, и мне!
- Я ж тебе говорю: взрослым Дед Мороз подарков не приносит. Ты же мама?..
- Да.
А в глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление. Может быть, впервые подумала о том, что быть взрослым - это не сплошная масленица.
1.9.59.
Кончилось лето. И кончились наши дальние прогулки. А ведь давно ли, каких-нибудь две недели назад, в знойный день блуждали мы с Машей по высохшему болоту - там, где Гагарка впадает в море.
А сейчас и тети Ляли нет, и Синдбад не лает, и солнышко нас не навещает. Хмурое небо висит над опустевшим и притихшим Разливом.
Утром и днем я работаю. Мама - тоже. Машка возится или во дворе, или на веранде.
А к вечеру, после позднего нашего обеда, отправляемся на прогулку - в ближний лесок или на асфальтовую дорожку к сараю Ленина. Вчера, возвращаясь домой, заходили на почту, звонили тете Ляле.
Маша говорила уже не стесняясь, с очень взрослыми интонациями:
- Как ты поживаешь, тетя Ляля? А Синдбад как поживает? А кот Кузьма как поживает?
Потом громким шепотом, обращаясь ко мне:
- Что еще сказать?..
* * *
Сейчас второй час. Небо серое в белых подпалинах.
Маша во дворе - играет с соседской девочкой Леночкой и с каким-то мальчиком. Люди эти старше Маши года на два, на три, но им некуда податься: большие ребята разъехались - сегодня начало учебного года, - и волей-неволей приходится играть с нашей пигалицей. Меня эта снисходительность оскорбляет.
* * *
То и дело возникают задачи, решить которые не так-то просто. Вышел во двор, вижу - у калитки, ведущей в сад, отломана деревянная вертушка-закрывалка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93