Минут пять он стоял на кунинском крыльце, слушал, как стучит дождь о железную крышу, и думал о том, какой он несчастный человек: даже погреться как следует не дадут, гонят, как собаку бездомную...
И как раз, когда он подумал об этом, в кунинский сад забежала с улицы маленькая, похожая на лисенка собака. Володька даже испугался, когда увидел перед собой это жалкое рыжее существо.
- А ну, пошла! - закричал он, нагибаясь и делая вид, что берет с земли камень или палку.
Собака не испугалась, отбежала в сторону, присела и стала ждать, что будет дальше.
- Пш-шла! Кому говорят?! - еще громче закричал Володька, сбежал с крыльца и, схватив с земли кусок кирпича, кинулся за собакой.
Собака заметалась по саду, нашла выход и юркнула в калитку.
Володька помчался за ней, в калитке споткнулся о какую-то доску или корень, еще больше обозлился, размахнулся кирпичом - и вдруг увидел учительницу Елизавету Степановну.
* * *
Учительница шла по другой стороне улицы. Когда Володька закричал на собаку, она оглянулась. Но Володька успел вовремя отскочить и спрятаться за деревом. Учительница постояла, посмотрела и пошла дальше.
"К нам идет, - подумал Володька и почувствовал, как холодная струйка пробежала у него по спине - от затылка к пояснице. - Ох, так и есть... За угол свернула!"
Он добежал до конца улицы и осторожно, как вор, выглянул из-за угла забора. Елизавета Степановна уже стояла у крыльца их дома и, поставив ногу на ступеньку, счищала палочкой грязь с ботинка.
Володька смотрел на нее и чувствовал, как от страха, от жалости к себе и от ненависти к учительнице у него пересыхает горло и начинают дергаться губы.
"Тоже! - подумал он. - Еще учительница называется!.. За четыре километра по грязи притащилась - ябедничать! Делать ей больше нечего..."
И все-таки маленькая надежда на чудо еще теплилась в его душе. А вдруг учительница почистит ботинки, постоит, отдохнет и пойдет дальше?..
Но нет, чуда не получилось. Учительница дочистила ботинки, вытерла платком руки и стала подниматься на крыльцо.
На одну секундочку мелькнула где-то в закоулках Володькиной головы мысль: а что если побежать, опередить учительницу, не дать ей слова сказать, а самому первому встать и повиниться во всем: дескать, да, виноват, обманул и вас, Елизавета Степановна, и тебя, батя... Поругайте меня, накажите как полагается, а я прятаться не хочу, я не трус, я не какой-нибудь, а - пионер, советский школьник.
Конечно, так ему и следовало поступить. Но он только подумал об этом, а сделать не сделал.
"Нет, - сказал он себе. - Уж теперь поздно".
В это время откуда-то из-за пожарного сарая опять выскочила рыжая собачонка. Заметив, что в руке у него все еще зажат грязный кирпичный огрызок, Володька размахнулся и изо всей силы пустил этим кирпичом, - да не по собаке, а себе под ноги, по дождевой луже.
- Во! Так и надо, - сказал он, морщась и вытирая забрызганное и заляпанное грязью лицо. Потом постоял, подумал, повернулся и зашагал к мельнице.
* * *
Спешить ему было как будто и некуда теперь, а все-таки шел он почему-то очень быстро. Только у продуктового ларька он слегка замедлил шаги и даже приостановился на минутку, - очень уж вкусно пахнуло оттуда печеным хлебом, колбасой, селедками, обсыпными сахарными подушечками...
"Эх, жалко, кости не продал еще!" - со вздохом подумал Володька.
Под мостом, на деревянном тычке прилежно висела повешенная там еще утром холщовая Володькина сумка. Он деловито пощупал ее - не подмочил ли ее дождь, - потом сунул в сумку руку и пошарил - не завалялась ли, на счастье, где-нибудь между книгами корочка или кусок сахара?
В это время над головой у него послышался какой-то жалобный визг. Он испуганно посмотрел наверх, ничего не увидел и поспешил выбраться наружу.
На берегу, у обочины дороги, сидела и ждала его, сиротливо поскуливая, рыжая собака.
- Ведь вот подлая тварь! - рассердился Володька. - И чего ты, скажи пожалуйста, ко мне прилепилась?! А ну, убирайся!..
Он опять замахнулся на собаку сумкой.
Собака отбежала в сторону и опять присела.
Володька пошел по дороге, отошел шагов двадцать и оглянулся. Собака бежала за ним, помахивая как ни в чем не бывало пушистым хвостиком.
Володька хотел еще раз закричать на нее, но в эту минуту опять одуряюще-сладко дохнуло на него колбасой, хлебом, копчеными селедками... Голова у него закружилась, в животе забурчало. Не думая о том, что он делает, он подошел к ларьку, привстал на цыпочки и тоненьким, не своим голосом сказал:
- Тетенька, у вас огрызочка какого-нибудь не найдется - собаке?
- Какой собаке?
- А вот... песик у меня.
Толстуха-ларечница с усилиями высунулась из окошка.
Маленькая тощая собачонка сидела у Володькиных ног и, закинув остренькую морду, уныло, без всякой надежды смотрела на колбасу, баранки и прочую снедь, висевшую над головой продавщицы.
- Да как же тебе не стыдно, мальчик! Ты, наверно, совсем не кормишь своего песика? - воскликнула продавщица.
- Да! Кормишь! - мрачно усмехнулся Володька. - Разве ее накормишь, обжору!
- Ну, на, на, возьми, пожалуйста, - заторопилась ларечница, поискала в хлебных обрезках и протянула Володьке порядочную горбушку черного хлеба.
Он отошел от ларька, воровато оглянулся и, отщипывая на ходу кусочки, стал торопливо есть. Собака молча бежала рядом, так же безнадежно заглядывая ему в лицо. Володька почувствовал что-то вроде стыда.
- На, ешь, брюхо ненасытное, - сказал он и, отломив, кинул собаке половину хлеба.
На дворе уже сгущались сумерки. Опять заморосил скучный осенний дождик.
"Куда ж мне идти?" - подумал Володька.
За спиной его, на мосту, затарахтела телега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13