"Как грустно в мире одному", - прошептал Юра с горечью. Если бы его сейчас спросили, чего он желает больше всего на свете, "Увидеть Олю", - не задумываясь, ответил бы он. Но его никто ни о чем не спрашивал.
Как грустно в мире одному!
Зачем расстались мы?
Пойми меня, как я люблю!
Навек люблю тебя!
"Сам сочинил!" - с удивлением подумал Юра. Ведь он никогда не сочинял - и вдруг сразу получились стихи.
Проснулся он от нестерпимой боли, схватился за грудь. Дымилось одеяло. В прожженную дырку свободно пролезал кулак.
"Вот и накурился. Теперь пропесочат", - с ужасом подумал Юра.
Он поднялся вместе с ребятами, убирая постель, прикрыл дырку на одеяле подушкой, потом пулей выскочил из общежития.
Из трамвая Юра вышел на кольце, свернул в одну из узких улиц старого города и побрел медленно в горьком раздумье. Он купил двести граммов конфет и зашел в небольшую чайхану. На подмостках, застеленных коврами, сидели старики и, тихо переговариваясь, пили чай.
Чай в чайхане особенно вкусный, ароматный. Парнишка лет шестнадцати, рослый, красивый, с черными живыми глазами, подал Юре на подносе чайник и пиалу.
- Самсы принеси парочку, - важно сказал он пареньку и показал два пальца.
Тот с готовностью, улыбаясь, кивнул головой и на чистом русском языке сказал:
- Я хорошо понимаю.
"А я по-узбекски не понимаю, - подумал с сожалением Юра. - Ничего, когда-нибудь научусь". Съев самсу, он попросил мороженого.
- В чайхане нет. Там есть, - указал паренек в окно. - Совсем близко.
Юра вернулся с четырьмя палочками эскимо. Лениво пожевывая, он наблюдал за пареньком. Тот сновал от одного человека к другому, подавал чай, конфеты, лепешки, сушеный урюк, самсу.
Чайханщик, маленький, с толстыми плечами, стоял около медных самоваров и под их мерное гудение напевал вполголоса унылую, нагонявшую сон песню. Его круглое добродушное лицо лоснилось.
- Эй, парень! Хочешь эскимо? - Юра протянул две палочки.
- Рахмат, спасибо. Не хочу.
- Рахмат - потом, сначала ешь...
Парнишка, поколебавшись, осторожно взял мороженое.
- Как тебя звать?
- Садык.
- А почему ты все время улыбаешься?
- Не знаю почему...
- А ты сколько часов работаешь?
- Восемь.
- Не больше?
- Нет.
- Нравится работа? - вкрадчиво спросил Юра.
Садык пожал плечами. Кто-то стукнул в пустой чайник - и Садык убежал. А Юра догадывался: "Наверно, у паренька на душе тошно, а он улыбается".
Юра опять подозвал Садыка.
- Сколько получаешь?
- Триста пятьдесят.
- И ты за эти гроши работаешь?
- Да. Хорошо платят, работа легкая.
- А ты любишь легкую работу?
Садык опять пожал плечами и ничего не ответил.
- И хочется тебе чай подавать? Ведь ты здоровый, молодой. Не стыдно? Девушка увидит тебя - отвернется, плюнет и скажет: "Не надо мне прислуги".
- А что такое "прислуга"?
- Тащишка вроде.
- Я не тащишка, не прислуга.
- Чудак, ты не обижайся. Не в полном смысле. Пусть чайханщик сам подает. Вполне один справится. Смотри, он от жира скоро лопнет. Пусть побегает, ему же лучше будет, похудеет. - Юра заговорил тише. - Тебе не здесь надо работать. Хочешь быть героем труда?
- А ты кто такой?
- Тракторист, слесарь, комбайнер... - Юра вытянул вперед ладони. - На все руки мастер. Получать буду тысячу рублей в месяц, а постараюсь - до двух догоню.
- О! - воскликнул Садык, - такой молодой и тракторист. - Он причмокнул языком. - Очень хорошо!
- А ты хочешь?
- Я не умею... Очень хочу...
- Я тоже не умел. Эх, и школа у нас, Садык! Академия! Из нашей школы сплошные герои выходят.
- И ты герой?
- Конечно... - Юра вдруг смутился. - Нет, Садык, я пока еще не герой. Мало-мало рановато. А вот из прежнего выпуска двенадцать человек прославились. Ты Паню Рогачева знаешь?
- Нет.
- А Бекбулиева?
- Не знаю.
- А Ганиева?
Садык с огорчением покачал головой.
Вскоре они договорились так: завтра Садык отпросится у чайханщика и придет в школу, а Юра к этому времени порекомендует его Галине Афанасьевне. Садыку нужно поспешить, потому что вновь организованная третья группа начнет заниматься через пять дней. Надо еще врачебную комиссию пройти.
- Не волнуйся! Я не врач и то вижу, что ты здоров. А тебя чайханщик отпустит с работы?
- Отпустит, - уверенно сказал Садык. - Он мой старший брат... Я приехал в ФЗО поступать и опоздал. А он сказал: "Поработай пока в чайхане".
- Брат?! - изумился Юрка. - А я-то думал...
Дав Садику адрес школы, Юра крепко пожал ему на прощанье руку.
Глава двадцать шестая
МИТЯ ПОЛЕВ
Почему ребята не любили Митю? На это, пожалуй, прямо никто не смог бы ответить. Вроде и не хитрый, вроде и не задира, а никто с ним дружить не хочет. Учился Митя ни шатко ни валко: двоек не было, но и четверка залетала к нему так же случайно, как птица в открытое окно. Тихий, опускающий к земле настороженные светло-серые глаза, он в разговор с ребятами почти никогда не вступал, со всеми соглашался. Удивляло Васю и лицо Полева, оно всегда выражало какую-то непонятную тупую покорность, смирение. Какое бы событие ни произошло в училище, Митя молчал. Ребята прозвали Полева "святошей". Неизвестно, кто прицепил ему этот ярлык, только прилепился он к нему накрепко. Пожалуй, ребята забыли бы его имя и фамилию, если бы на уроках его не вызывали преподаватели.
Но однажды Митя поразил всех. Костя громогласно приказал Юре заправить "заодно" и его кровать. Иван Сергеевич возмутился:
- Ты что, барин?
- Руки не отвалятся, пусть приучается. Не вмешивайся, Иван Сергеевич, я, может, из него настоящего человека сделаю.
Вася собрался вступиться за Юру, но Митя, слушавший этот разговор, подошел к Косте и поднял на него тихие грустные глаза.
- Зачем обижаешь Юру?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50