- Вон сколько их! Никто и не заметит, - сказал Седой. Свет уличного фонаря тускло освещал комнату. Они выбрали две доски без сучков, прикинули, не очень ли тяжелые.
Еж облизал пересохшие губы.
- Нет, не очень, - наконец произнес он.
- Может, еще одну?
- Тс-с-с-с!
На улице послышались шаги. Кто-то кашлял, сплевывал, что-то бормотал. Это возвращался домой какой-то пьяный. Вот он остановился под фонарем. Ребята замерли.
Пьяный шарил по карманам, что-то искал. Потом он запел.
- Всех перебудит.
- А вдруг нас кто-нибудь заметит? Пьяный достал сигарету, долго Прикуривал и побрел дальше.
Надо было выждать. Ребята попробовали поднять три доски - нет, нет, чересчур тяжело.
- Две тоже неплохо! Нет досок, говорите?
Через окно спустили доски на землю. Бесшумно, как кошки, вылезли сами. Теперь предстояло самое опасное: хочешь не хочешь, а надо пройти под фонарем и пересечь улицу. Только после этого окажешься в неосвещенном переулочке, где живет Пират, - на своей территории. Еж высунул голову из-за груды кирпича, огляделся. "Что мы скажем, если кто-нибудь нас остановит и спросит?" Они с Седым забыли договориться, как ответить одно и то же. Подталкиваемый досками в спину, Еж вышел на свет; Седой, шедший сзади, нервничал и торопился.
Какой-то человек наблюдал за ними, прислонившись к темному стволу дерева. Он увидел, как из окна недостроенного дома, точно по волшебству, сами выплыли две доски. Остановился и стал ждать. Когда мальчишки показались на улице, человек сердито покачал головой и проводил их взглядом.
Улица затихла, замерла.
Немного погодя чьи-то тяжелые шаги оглушили улицу. Это шел милиционер. Он шагал грузно и неторопливо. На каком-то углу он остановился, постоял и свернул на улицу, где жил Еж.
Тук, тук, тук!
Звонка он не заметил и стучал в дверь кулаком. Вышел папа.
- Скажите, гражданин, тут живет мальчик с перевязанной ногой?
Еж мгновенно нырнул с головой под одеяло. Нет, лучше спрятаться под кровать! Нет, удрать куда-нибудь.
Еж проснулся весь в поту, в жару и трясясь как в лихорадке. Прислушался. Где-то вдалеке промчался ночной поезд...
На следующее утро изумленный Пират поднял флаг чуть не на заре.
"Все на борт! Все на борт!"
Через десять минут вся команда была в сборе. Одни не успели позавтракать, другие помыться, у бывшего юнги майка была надета наизнанку, но все собрались быстро, как пожарные по тревоге.
- На бога надейся, а сам не плошай! - мудро изрек Седой и рассказал о "ночной операции", как он назвал похищение досок.
Он ничего не приукрашивал и ни в чем не оправдывался.
- Что же вы нам не сказали? Мы бы побольше натаскали, - искренне огорчился Петух.
- Молодцы! - почти одновременно с ним выразил свой восторг Мичман и огрел Ежа по спине. - Конечно! Если каждый раздобудет по две доски - дело в шляпе!
Пейчо обдумывал про себя героическую повесть. Нет, лучше в стихах! Поэма! "Ночная операция"... Вот это да!
- "Раздобудет"! - презрительно обронил Капитан. Вид у него был мрачный. Голос дрожал. Строить пионерский корабль из ворованных досок!
- Ладно тебе, Капитан, чересчур ты принципиальный! - взмолился Еж. Пускай строительство государственное, но и наш корабль тоже не частный. И потом, они нам не даром достались! С меня семь потов сошло!
Седой, потупившись, ковырял землю носком. "Воображала! - мысленно ругал он Капитана. - Был бы ты ночью с нами, еще бы как нос задрал!"
- Подумаешь, беда! - заключил Мичман. - Что сделано, то сделано! А доски что надо!
- Без единого сучка! - подхватил Еж.
- Прекрасно, - решительным голосом произнес Капитан.- Корабль мы, может, и не построим, а вот вожатую удивим, это уж точно.
Он замолчал. Никто его не поддерживает. Даже Ваню - не сводит глаз с этих чудесных досок и вымеряет пальцами, какой они длины. И Пират молчит. Еще бы! Ведь герои ночной операции из его компании. Боится, что о нем плохо подумают. Кто против всех, тот всегда плох.
Пират действительно молчал, но он был хмур, ни на кого не смотрел.
Потом он спросил:
- Кто еще хочет высказаться?
Седой вздрогнул. Давно он не слышал от Пирата этого командирского тона. В его словах был не вопрос, а угроза.
- Никто, - пробормотали Чичо Пей и Торпеда.
- Держи, Капитан!
Пират нагнулся и подхватил доски за один край.
- Что? Зачем? - Капитан в замешательстве подчинился.
- Спрячем! За домом!
Они сделали один шаг. Возле Ежа Пират остановился.
- Что смотришь? - со злостью бросил он. - Не знаю, удивим ли мы вожатую, а вот что, если Димо узнает? Олухи несчастные! - Сделав еще шаг, он обернулся. Раз все в сборе - корабельный совет!
- Бам! Пошли на чурки! - сказал Торпеда.
Под навесом в углу хранились дрова. У каждого из ребят были своя чурка и свое место. Только Султану ни одна чурка не подошла. "Мне они не по размеру", - сказал он и притащил себе табуретку.
- В наказание, - заговорил Капитан, теребя в руках какой-то листок, непонятно как попавший ему в руки, - я предлагаю Седого и Ежа на неделю разжаловать в простые матросы без права носить тельняшки и, если они сегодня вечером не вернут доски на место, вообще исключить.
Воцарилось молчание. Мучительное, тяжелое молчание. Все сидели понурые, пряча глаза. У Мичмана опять лопнула шина. Он их похвалил, а дело вон как обернулось. Это был первый такой корабельный совет, первый суд...
- Отмалчиваться легче всего, - негромко произнес Капитан. - Может быть, я неправ? Скажите.
- Всё по уставу, - отозвался Пират.
Семь дней - это было самое легкое взыскание. А за неподчинение корабельному совету - исключение.
- Ладно, Капитан, доски мы вернем, - проговорил нехотя Еж.
Пейчо забыл о своей героической поэме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39