.. А машин ни у кого. Как же так?..
Сначала Дик растерялся, но тут же сообразил: с машинами дело такое - с ними раз на раз не приходится. У кого их нет, а у кого - и по две, и по три, и по четыре. Вон взять настоящих богачей: у них, говорят, по десять пятнадцать, двадцать машин в гаражах стоит. У них: утром выехал погулять одна машина, вечером - другая, за город поехал - третья, под синий костюм синяя, под коричневый - коричневая, собачек нужно вывезти на прогулку - тоже отдельная, лакея с поручением послать - опять отдельная, повара за покупками особая, для гостей - полдюжины машин про запас. Так вот и набирается. Миллионерам что? Миллионерам денег не жалко. У одного Джона Пирпойнта Моргана-младшего, говорят, в подвалах полным-полно золота. У него, говорят, столько золота, что, если бы он захотел, мог бы вымостить золотыми плитками дорогу через всю Америку.
Золотая дорога - вот красота! Будь он, Дик, на месте Моргана-младшего, непременно сделал бы такую.
Дик представил себе дорогу, покрытую узорчатыми плитками из блестящего желтого металла. Плитки обязательно должны быть узорчатые. Гладкими их делать нельзя: на гладких скользко, может авария произойти.
Сядет он в свою машину и выедет на свою дорогу. Дорога золотая, и машина тоже - кузов золотой, руль золотой... А насчет колес надо подумать: на сплошных золотых колесах только синяки набьешь. Тут без резины не обойтись.
Зато с клаксоном все в порядке: клаксон - такая штука, что только из золота его и следует делать. Чез Николс, которого так и тянет к музыке, недавно рассказывал про музыкантов. Оказывается, вся беда их в том, что они не миллионеры. Если бы у них хватило денег заказать себе саксофоны, кларнеты, тромбоны, трубы, флейты из чистого золота, то музыка, говорит Чез Николс, звучала бы совсем иначе. Это была бы чудная, волшебная музыка. Люди плакали бы от восторга, слушая звуки золотых инструментов.
Ну, а клаксон ведь вроде трубы или флейты. И если сделать его из золота, то прохожие, когда он, Дик, станет разъезжать по городу и подавать сигналы, будут просто рыдать навзрыд.
Но по городу разъезжать неинтересно - лучше выехать на золотую дорогу и катить, катить...
Ветер свистит в ушах, скорость страшная, но он привык. Руки спокойно держат баранку. Нога - на педали. В случае чего - тормоз.
И вот, пожалуйста, именно этот случай: дорога перекрыта шлагбаумом. Шлагбаум выкрашен в полоску, но золотой. Сейчас должен пройти поезд.
Гудит паровоз. Из окон вагонов высовываются пассажиры. "Это Дик Гордон-младший. Это знаменитый Дик Гордон! - говорят они. - Это он в своей золотой машине катит по своей золотой дороге. Трижды ура Дику Гордону-младшему! Гип-гип ура Дику Гордону!.."
Трах!.. Середина походной койки, на которой лежит младший Гордон, провисает. Вот же проклятая! Койка никогда не была ни в каких походах, но неприятностей доставляет массу.
Дик слезает на холодный пол, поправляет подогнувшуюся ножку и чихает. Срочно нужен платок. Он нащупывает на стуле свои брюки, достает платок, а заодно проверяет, на месте ли десять центов. Да, монетка в кармане. Здорово заполучил он ее вчера!
ДАЙМ В ЛЮКЕ
Забравшись под одеяло, Дик стал перебирать в памяти историю с монеткой. Надо же было случиться, что он так удачно попался вчера на глаза человеку, который уронил дайм в люк водостока.
Дайм - это не мало, это десять центов. И вот человек шел по Бауэри-стрит, впереди Дика, и уронил дайм.
Дик даже не видел, как это случилось. И он, конечно, прошел бы мимо. Да и прохожий мог бы чертыхнуться и тоже пойти своим путем. Но он поступил иначе. Он, видно, решил, что чем монете так пропадать, лучше кому-нибудь добро сделать. А тут как раз Дик подвернулся. И человек окликнул его:
- Эй, парень, хочешь дайм?
- Хочу, - сказал Дик.
- Ну так считай, что я его специально для тебя уронил. Вон за решетку закатился... Выудишь - твой.
Монетка была видна. Дик поблагодарил хорошего человека и принялся за работу. Он знал, с чего начинать. Тут все зависело от веревки и чуинггама жевательной резины. Имея то и другое, достать дайм из люка - плевое дело.
Бечевка нашлась. Для чего-то он ее сунул на днях в карман. А жевательной резинки не было. Но зато были два цента.
Один цент - одна пластиночка чуинггама. Дик купил две пластинки и обе сунул в рот.
От усиленной работы заныли челюсти, но Дик жевал, жевал... Когда резина окончательно размягчилась, он вынул изо рта клейкий комок, привязал к веревке и стал с его помощью выуживать десятицентовую монету. Счастье, что мальчишек поблизости не было, - никто не мешал. Что же касается взрослых, то они проходили мимо, не обращая на него внимания.
Правда, без полисмена не обошлось. Разгуливавший по Бауэри-стрит коп - так зовут в Нью-Йорке полицейских - задержался перед решеткой люка. Он стоял над Диком - громадный, грузный, в синем мундире, с заложенными за спину руками. Пряжки и пуговицы отражали солнце, как маленькие прожекторы.
Дик, сидя на корточках, снизу вверх с опаской посмотрел на великана, но решил не уходить. В конце концов, в чем дело? Всему миру известно, что ни один коп не имеет права мешать людям зарабатывать деньги. Вот он, Дик, первый увидел упавшую в люк монету, первый занял место у решетки, чтобы раздобыть ее, и никто не заставит его уйти отсюда. Он не уйдет, хотя бы коп самого мистера президента привел.
До мистера президента дело не дошло. Полисмен, видно, решил не беспокоить президента. Во всяком случае, он еще минуты две постоял над Диком, потом, так ничего и не сказав, величественно удалился.
Кто знает, может быть, глядя на Дика, он действительно считал, что человеку не следует мешать заниматься делом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61