на курени, на сарайчики, на колы плетней, на высокие пни срубленных деревьев. И не осыпались эти шапки, не опадали крутые стрехи. Видно, шел ночью снег в полной тишине, был он легок, падал целыми, не сломанными узорными снежинками, которые цеплялись зубчиками одна за другую, как шестеренки. Снег лежал и на ветвях. И, кроме того, тонкие веточки были покрыты мохнатым инеем, как серебристым бархатом.
Солнце светило сбоку, из сиреневых кругов, сквозь слабую дымку, и оттого, вероятно, на снегу везде лежали двойные тени, синие и розовые. Да и сам снег повсюду - и по бугру, и за рекой, в долине, и в саду, меж деревьев, - был где голубой, где синий, а где розовый. Сад казался густым, как в мае, когда он рясно цвел; снег и иней, покрывавшие ветви, выглядели так чисто, так утихомиренно, что Егор забыл на какое-то время и о войне, и о тянущей, нудноватой боли в обгрызенной гранатой ноге.
Сзади послышались тихие шаги. Он оглянулся. Это осторожно шла Даша, боясь нарушить тишину необыкновенного утра. Она была в нагольном сизом полушубке, в валенках, закутанная веселым цветастым платком, так подходившим к ее милому округлому лицу, к ее добрым, внимательным и чуточку грустным серым глазам. А Даша сама вся так подходила к этому чудесному утру, к этой сказочной чистой красоте; что Егор чуть было не вскрикнул от внезапной, какой-то взрывчатой радости. Даша, видно, угадала его состояние, приложила палец к губам. Подошла, тихонько поцеловала и прислонилась к нему, положив голову на плечо. Они так и стояли молча минут десять, потом стали неторопливо ходить по двору.
- Ну, что говорят врачи? - спросила Даша. - Когда тебя отпустят?
- Не могу тут больше оставаться - тоска берет! - ответил Егор. - Перейду к Феклуше, а на перевязки буду ходить сюда, не так уж далеко. Догребусь... - Он медлил, не решаясь говорить правду. - А врачи... Отвоевался, говорят. Подлежишь демобилизации... На костылях пока придется ходить... Сильно повреждены подколенные сухожилия. Когда раны заживут - тогда можно будет сделать еще одну операцию, поправить их... Вот так-то, Дашенька!.. Инвалидность, объяснил главврач, дадим тебе на год, а там посмотрим. Разве ты выйдешь замуж за инвалида, красулечка? - Он улыбнулся, глядя на нее искоса.
- Хоть завтра! - она засмеялась. - Если только меня примут Панёта и Миня.
- Они-то примут тебя, Даша, да только мне такой оборот не по душе... Ты будешь работать, а я - сидеть на солнышке, греться?
- Вот тебе на! Тебя не поймешь, в шутку ты говоришь или всерьез. Я-то всерьез...
- И я, Дашенька, всерьез. Мне учиться хочется. Я хочу постигнуть агрономию, селекцию растений. Хочу продолжать работу Уманского над гибридами, над новыми сортами пшеницы. Понимаешь?
- Вот и хорошо! А теперь слушай меня, Алексеич. Я заходила в среднюю школу, была у директора. И вот что я узнала: в школе будет работать консультационный пункт для экстерников... Ну, для тех, кто будет сдавать экстерном за седьмой или десятый класс. Понимаешь? Я записалась в группу экстерников и тебя записала, Ёрка! Мы одолеем программу средней школы! Сдадим экстерном за десятилетку и поступим вместе в Персиановский сельскохозяйственный институт - ты на агрономический, а я - на зоотехнический. Будем работать. Я на мамином медпункте санитаркой, ты - учетчиком в колхозе...
- Дашенька, ты умница! - воскликнул Егор. - Это лучше - экстерном! Мы сэкономим два года... Вот это настоящая цель! Теперь я знаю, что мне делать, и тоска моя прошла. Иди и раздобывай учебники за все три класса: за восьмой, девятый и десятый. Чудесный день сегодня!.. Пойдем в палату. Скоро должна прийти Феклуша, мы сразу же и пойдем к ней. Сейчас договорюсь с главврачом.
- Ох, какой ты горячий, какой нетерпеливый!..
- Да, я такой, потому что очень люблю тебя и потому, что у меня появилась прекрасная цель! - Егор размахался руками, стоя на одной ноге, костыли свалились в снег, и Даша обняла его крепко, чтобы он не упал на дорожку.
Вместо эпилога
Ближе к полудню над Голубой впадиной стали рождаться облака, белые, полные, с крутыми боками, очень похожие на сдобные пампушки, и между ними будто бы сгустилась, стала еще синее и бездоннее прохладно-родниковая небесная глубина... Егор опустил глаза, облизал пошершавившие губы и обругал себя недотепой: заторопился утром на бригадный наряд и забыл приготовленные Панётой харчишки, а пить и есть уже так хотелось!..
Он сидел на низенькой скамеечке у делянки гибрида озимой пшеницы номер один, выщипывая пинцетом тычинки из колосков. А на соседней делянке в колосьях гибрида номер два они выдернут пестики, но оставят тычинки и затем произведут перекрестное опыление этих двух гибридов. Так же сделают с третьим и четвертым гибридами озимой пшеницы. Одеревенела уже спина - не разогнуть ее, очугунели руки - пальцы судорогой сводить стало, и ноги затекли, но Егор терпел, проявлял выдержку: вот еще парочку колосьев очистит от тычинок - и тогда сделает передышку, разомнется, пройдется. Он в одиночку начал эту кропотливую работу. С полудня, после уроков, должны подъехать с Дашей Васютка, Митенька, Зина и Маня, помогут ему. Дела на всех хватит, и надо спешить, чтобы за несколько дней до цветения пшеницы подготовиться к перекрестному опылению по схеме агронома Уманского.
Прихрамывая, Егор прошелся вдоль поля "арнаутки". Сеяли ее реденько четыре центнера семян было, посеяли на пяти гектарах, но она хорошо раскустилась: от каждого зернышка до десятка стеблей пошло.
Размявшись, Егор снова примостился на скамеечке, взял в ладонь колос ласково и осторожно, как только что вылупившегося цыпленка. Раздвигал чешуйки, напрягая зрение, ухватывал пинцетом серо-зеленые перышки тычинок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94