– В какой момент Говард Уэйвелл стал подозреваемым в том расследовании?
– Все, кто проживал в Долфин-мэншн, немедленно попали под подозрение.
– Да, но в какой момент вы сосредоточили свое внимание на мистере Уэйвелле?
– Он привлек внимание своим подозрительным поведением в день исчезновения Микаэлы. А также не смог представить алиби.
– Он представил ложное алиби или у него не было алиби?
– У него не было алиби.
– А что именно в его поведении выглядело подозрительным?
– Он фотографировал группы поиска и людей, собравшихся около Долфин-мэншн.
– А еще кто-нибудь фотографировал?
– Там было несколько фоторепортеров.
Грач сухо улыбается:
– Значит, появление там с фотокамерой не означало автоматического попадания в списки подозреваемых?
– Пропала маленькая девочка. Все соседи помогали ее искать. А мистер Уэйвелл больше старался запечатлеть события для потомков.
Грач ждет. Он дает людям понять, что ожидал лучшего ответа.
– До того, как вы встретились с Говардом Уэйвеллом в Долфин-мэншн, вы с ним когда-нибудь встречались?
– Мы учились в одном пансионате в шестидесятые. Он поступил туда на несколько лет позже меня.
– Вы хорошо знали друг друга?
– Нет.
– Как старшему следователю, не пришла ли вам в голову мысль отказаться от расследования из-за личных связей в прошлом?
– Нет.
– Вы знали семью мистера Уэйвелла?
– Возможно, видел кого-то из его родственников.
– Так, значит, вы не помните, что встречались с его сестрой?
Я молчу, роясь в своих воспоминаниях. Грач улыбается:
– Возможно, вы встречались слишком со многими девушками, чтобы всех упомнить.
Собравшиеся хихикают. Говард не отстает от остальных.
Грач ждет, когда затихнет смех, и продолжает:
– Четыре недели назад вы передали в частную лабораторию в центре Лондона конверт с шестью волосками и попросили провести ДНК-тест.
– Да.
– Это обычная практика: прибегать для проведения ДНК-теста к услугам частной лаборатории?
– Нет.
– Думаю, что не ошибусь, если скажу, что для нужд полицейского расследования ДНК-тесты проводят в отделе криминалистики?
– Это было частное, а не полицейское расследование.
Он поднимает брови.
– Неофициальное? И как вы расплатились?
– Наличными.
– Почему?
– Я не понимаю, какое отношение…
– Вы расплатились наличными, потому что не хотели, чтобы сохранилась запись об этой сделке, не так ли? Вы не оставили в лаборатории ни адреса, ни телефона.
Он не дает мне возможности ответить, что, возможно, и к лучшему. О чем бы я стал говорить? Пот течет у меня по груди, скапливаясь в районе пупка.
– О чем именно вы попросили лаборантов из «Генетех»?
– Я хотел, чтобы они извлекли ДНК из волос и сравнили образец с ДНК Микаэлы Карлайл.
– Девочки, которая предположительно мертва?
– Кто-то прислал Рэйчел Карлайл письмо с требованием выкупа, утверждая, что ее дочь жива.
– И вы поверили этому письму?
– Я согласился провести тест волос.
Грач становится более настойчивым:
– Но вы еще не объяснили, почему попросили частную лабораторию провести этот тест.
– Я сделал это ради миссис Карлайл. Я не верил, что волосы принадлежат ее дочери.
– Вы хотели сохранить это в тайне?
– Нет. Меня просто беспокоило, что мой официальный запрос может быть неправильно истолкован. Я не хотел, чтобы думали, будто я ставлю под сомнение результаты полицейского расследования.
– Вы хотели лишить мистера Уэйвелла его неотъемлемого права на справедливость?
– Я просто хотел проверить новые факты.
Грач возвращается к столу и берет второй листок бумаги, сжимая его в пальцах, словно пытаясь добиться от него повышенного внимания.
Почему он не спрашивает меня о результатах ДНК-теста? Наверное, они ему неизвестны. Если ДНК этих волос не совпала с ДНК Микки, то требование выкупа скорее всего было фальшивкой, что ослабляет позицию Говарда.
Грач начинает новую атаку:
– Впоследствии миссис Карлайл получила второй сверток. Что в нем находилось?
– Детский купальный костюм.
– Вы можете рассказать нам об этом костюме?
– Это оранжево-розовое бикини, похожее на то, которое было на Микаэле Карлайл в день ее исчезновения.
– Похожее или то же самое?
– Экспертиза не смогла дать определенного ответа.
Грач ходит кругами. У него внешность птицы, но душа крокодила.
– Сколько убийств вы расследовали, инспектор?
Я пожимаю плечами:
– Более двадцати.
– А сколько случаев пропажи детей?
– Слишком много.
– Слишком много, чтобы запомнить?
– Нет, сэр. – Мои глаза встречаются с его. – Я помню их все до единого.
Резкость моего заявление немного осаждает его. Он возвращается к столу и снова сверяется с блокнотом.
– На старшем следователе в деле такого уровня лежит большое бремя. Пропала маленькая девочка. Родители напуганы. Люди хотят получить ответ.
– Это было тщательное расследование. Мы не шли по пути наименьшего сопротивления.
– Да, конечно. – Он начинает читать по бумаге: – Восемь тысяч допросов, двенадцать сотен показаний, более миллиона человекочасов… и большая часть потрачена на моего клиента.
– Мы отработали все основные версии.
Грач явно к чему-то клонит.
– А были другие подозреваемые, которых вы оставили без внимания?
– Ничего серьезного.
– А как же Джерри Брандт?
Я чувствую, что теряю уверенность.
– Какое-то время он вызывал наш интерес.
– А почему вы отказались от этой версии?
– Мы провели исчерпывающее расследование…
– А может, вы просто не смогли его найти?
– Джерри Брандт был известным наркоторговцем и грабителем. У него имелись связи в преступном мире, которые, как я полагаю, и позволили ему скрыться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109