А белая муха смешная,
Увидев беду, улетела.
И я до сих пор вспоминаю,
Что ты мне сказать не успела...
(первое стихотворение, написанное после нашего знакомства - в начале зимы,
на первом курсе муз. училища, где меня пытались научить играть джаз;
"мухой" же я, так непоэтично, обозначил Ленку, любительницу грустных песен,
которая попросила зайти настроить гитару, - и с тех пор я сидел у вас
каждый вечер)
*
Однажды ко мне прилетают все призраки и тени, встречавшиеся в
последние годы. Сначала они лежат грудой на моих коленях, затем, когда я
складываю ладони лодочкой, перебираются в лодочку - я подношу ее к окну,
осторожно дую, и призраки улетают (спящие собаки лают им вслед), все
призраки улетают, кроме одного.
*
В голове завелись тараканы. Hа столе передо мной стоит средство от
них. Я пью средство и заедаю хлебом и вареной картошкой. И запиваю это
средством. И так - много раз, пока не усну. Hаутро тараканов нет. Их, как
говорится, и след простыл. Этим же способом пользовался мой отец.
*
Мне сказали, что души вечны и бессмертны, - а если вечны и мертвы?
(Утром ушла тишина - к вечеру шум ушел. Медленное ничтожество! Жалкое
торжество! Скуки душистый шелк душит песни его.)
Мне пришло в голову сравнение: "чист, как слеза алкоголика". Я
задумался. (Тихо стекает стих - так затихает стон. Сердца слабеет стук -
только бы он не стих! Только бы длился сон, задерживаясь на миг.)
Hа безнадежную ночь - нечего обижаться.
(кто, как не ты, взлелеял это страшилище?)
Hа ненадежный нож - руки сами ложатся.
Как ты его таил! (так он теперь звереет)
Лучше к груди прижаться -
Тем надежнее, чем скорее.
В Минске эта тема дышала мне в затылок - вспомнить, хотя бы, "Сказку",
заканчивающуюся самоубийством поэта. Однако, там было дешевое (и вполне
приличное) пиво, которое неплохо утешало - мы сидели с другом на берегу
Свислочи, мимо нас пробегали табуны старшеклассниц (исполняющих
физкультуру), пиво переливалось из стеклянных глоток в наши, и теперь одно
удовольствие вспомнить наши ежедневные упражнения. Hа одном берегу реки, на
другом берегу реки, на третьем берегу реки...
*
Голос доносится снизу и сверху, со всех сторон - одинокий, протяжный,
качающийся, плачущий ровно, без всхлипов, одними губами, чуть влажный - как
утренняя дорога среди однообразных гор. Сердце вибрирует на острие звука.
(когда я умирал, я только болью мог доказать свое существование - ужас был
в том, что я уже не ощущал боли, впиваясь в руку зубами - только глаза
реагировали на ее цвет)
Вьющаяся тонкая нить, - флейта дышит - горько, задумчиво, - флейта
дышит - это и есть мыслящий тростник: дудочка, несколько дырочек, внутри -
дрожащий воздух, напротив - застывшая маска Будды. Мое сердце беспомощно
бьется на его неподвижной ладони.
*
Прошлым летом мне приснился летящий над лесом самолет, до аэродрома
уже близко, но с ним что-то происходит - я слежу за ним и вижу, как он
вдруг падает и взрывается. Сердце сжимается от ужаса, я шепчу: "Все
погибли". С облегчением просыпаюсь, а днем узнаю, что все правда: самолет
не долетел до Иванова (ближайший аэродром от Волгореченска, где я был, как
обычно, у мамы). Все погибли.
*
Hа дне шкафа, на дне оврага, на дне самого себя - здесь границы моей
беспредметной лирики. Юрий Иваныч, преподаватель биологии в ПТУ, где я
учился на какого-то слесаря, говорил, что во мне живет первородная тоска.
Как бы тоска животного, которому зачем-то дали сознание ("верните
безличность!"), - но меня-то возможность его потери страшит - я уже писал о
своих, детсадовских еще, переживаниях: сознавать, остаться в сознании
собой, даже утратив форму; "Дай вкусить уничтоженья, С миром дремлющим
смешай!" - этого я никогда не хотел. Пусть будет больно, только не смерть.
*
Глазами животного смотрел на меня отец при нашей последней встрече.
Амеба, пытающаяся что-то вспомнить. Деградация как постепенная смерть. Я
уехал, не простившись. Просто не мог, не хотел еще раз увидеть бессмысленно
уставленные на меня гляделки - так похожие на мои.
Я слушаю звуки буддийской флейты - застигнутая врасплох амеба. Я
знаю, до чего он одинок, и ничем не могу ему помочь. Мир давно для него
съежился и потускнел. Hе знаю, смог ли бы я больше грустить, узнав о его
смерти. Hе отделаться от ощущения, что он уже умер.
*
Поэт хорош не только лишь тогда,
Когда хорош он, а когда и плох он.
Он кашляет. Вылазит борода.
Он нервно теребит на яйцах локон.
И так живет, почти без бороды,
Порой сбривая рифмы и размеры
У ранее написанного им.
Порой сбивает яблоко души
С подгнивших веток.
Так он и живет.
Так и живет.
Порой свивает гнезда, где попало.
*
В моей голове достаточно призраков. А ты хочешь поселить еще один (я
почему-то вспоминаю слово "жупел"). Тема помойки, тема деградации - потом
тебе становится стыдно за это дополнительное ведро мусора в мои мозги (там,
как в теплой банке с овощными очистками, если сунуть палец - ну, хотя бы, в
ухо - душно и пахнет прелым), и ты хочешь назад, в мамину утробу, в папину
сперму, и чтоб он стал импотентом - жаль, правда, делать импотентом такого
красивого мужчину, но что ж поделаешь! А еще лучше, чтобы и папа - в
бабушку, в дедушку, и там остался (чуть не написал "и так далее", но это
уже лишнее - на папе можно остановиться).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14