Они кидались прямо в лицо, и Маора совсем обезумела от ужаса: она, словно ветряная мельница, изо всех сил махала руками, стараясь своим криком испугать пищащих тварей, то и дело задевая Энни, которой приходилось отбиваться от летающих полчищ одной рукой. Больше чем голову, ей приходилось защищать факел, без которого идти дальше было невозможно.
В какой-то момент Маора вцепилась в спину Энни, ища помощи, и девушке, чтобы не упасть, пришлось обеими руками опереться о стену. Факел выпал из руки и потух. Женщины оказались в одном из боковых отверстий. С ужасом они смотрели, как слабый огонек факела вспыхнул, потом угас, пуская тоненькую струйку дыма, которая помедлила секунду на верхушке и растаяла, растворилась в непроглядной темноте.
Сколько времени прошло, прежде чем женщины заметили, что плачут в объятиях друг друга, ни одна из них не могла бы сказать. Обе знали только, что очень долго пробыли в сонном оцепенении, а потом снова очнулись, почувствовав себя во власти полного отчаяния.
Часы проходили за часами, и скоро голод снова начал терзать несчастных.
Вдруг Энни сказала:
– Ш-ш! Ты слышала?
Обе прислушались, затаив дыхание. Они уловили какой-то звук, похожий на слабый, отдаленный разговор. Энни закричала, надеясь привлечь внимание, однако в темноте отдаленное эхо звучало так страшно, что девушка крикнула один раз и замолчала. Опять где-то раздался звук человеческой речи, как будто немного ближе.
– Здесь люди, здесь где-то есть люди! – сказала Энни. – Не бойся, Маора, теперь все будет хорошо!
Женщины чуть не сошли с ума от радости. Однако спешить было нельзя, потому что на каждом шагу попадались ямы и щели и надо было остерегаться. Скоро они дошли до такой расщелины, и им пришлось остановиться. Быть может, в ней было три фунта глубины, а быть может, и все сто. Энни легла на живот и перегнулась вниз насколько могла, но дна не достала. Тогда она, все еще лежа на животе, стала измерять ее ширину. Удастся ли им перешаг1 нуть щель? Она была довольно широкая: в половину туловища девушки и на вытянутую ее руку. Перешагивать щель было опасно, но другого выхода не было. Положение осложнялось тем, что Энни не знала, как рассказать об этом Маоре. Девушка заставила туземку лечь рядом с собой и измерить щель собственными руками. Кажется, сообразительная маорийка поняла, что им нужно делать.
И вот Энни, произнеся про себя краткую молитву Творцу, как можно шире шагнула через провал в том месте, где измерила его руками. Через несколько секунд рядом оказалась Маора. К счастью, люди наверху не прекращали разговор, и можно было идти на звук их голосов, как на маяк.
Прошло совсем немного времени, и впереди забрезжил свет. Он шел из небольшого отверстия, в которое, хотя и с трудом, девушки могли протиснуться. Они обнялись на радостях и расплакались. Но это были слезы счастья! Им, заживо погребенным, была снова дарована жизнь!
Первой наружу выбралась Маора. Вначале ее бедра застряли в узком отверстии, и девушка задергалась в панике, но мощный толчок Энни сзади помог ей проползти вперед. Две минуты она сидела, щурясь от невыносимо яркого света, а затем заметила бегущих к ней людей из своего племени, среди которых Маора увидела мужа.
Наконец из чрева земли, словно младенец из лона матери, выкарабкалась и Энни. Ей тоже ударили в глаза безжалостные лучи солнца, и, зажмурившись, она ощутила чьи-то сильные и ласковые объятия. Словно во сне она услышала знакомый, до боли родной голос и поскорее открыла глаза: перед ней стоял Джек, он обнимал ее и говорил своим низким волнующим голосом:
– Энни, девочка моя, ты можешь идти? Скажи мне что-нибудь, родная моя, не пугай меня!
Вот что увидела, в первую очередь, боровшаяся до конца за свою жизнь Энни. А потом, и это было уже совсем не так замечательно, эту красавицу-туземку, которая так прижалась к Джеку, что ревность черными когтями вцепилась в душу ирландки.
– Кто это, Джек? – спросила Энни, ревниво оглядывая незнакомку. – Познакомь нас.
Джек увидел насупленные брови и хмурый взгляд любимой и рассмеялся:
– Это моя сестра, Олава. Она будет жить с нами, дорогая.
Кровь вскипела в жилах ирландки. Ах вот как это теперь называется – сестра! Еще и жить собирается с нами, вот наглость! Кроме того, Энни раздражал тот факт, что она стоит перед ним грязная и растрепанная, как огородное чучело, а у маорийки аккуратно причесаны волосы, одежда в полном порядке, и выглядит она так, как будто целый день только и делала, что прихорашивалась перед зеркалом. Сквозь зубы Энни процедила:
– Твоя сестра совсем не похожа на тебя, Джек. И насколько я помню, ее зовут так же, как и меня – Энни…
Олава заговорила, и ее голос напомнил Энни звон большого колокола, такой же красивый, низкий и звучный:
– Я не родная сестра Джека. Он спас меня от смерти и от позора. Я буду преданно служить вам обоим, пока дышу.
«Уж представляю, как ты сумеешь услужить моему жениху», – подумала Энни, а вслух сказала:
– Рада познакомиться. Надеюсь, когда познакомимся поближе, я пойму, какая необходимость заставляет тебя жить в чужом доме.
Джек удивленно и огорченно поднял брови, но сказать ничего не успел, так как к ним подошел вождь маорийцев и заключил Энни в объятия:
– Я счастлив, что ты жива и здорова; слишком много потерь за последние дни, и я не мог бы пережить еще и это. Обе мои жены живы, и мне остается только благодарить Великого Духа за эту величайшую милость.
Джеку показалось, что земля поплыла у него под ногами. Манипу стал мужем Энни, он обладал ею! Джек знал строптивый характер своей возлюбленной и поэтому был уверен, что Энни согласилась добровольно, иначе туземец ничего не добился бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82