Воспоминания тоской обжали сердце. Их так долго учили одним выстрелом решать геополитические задачи, что эта прогулка по ночному Подмосковью за каким-то Наждаком показалась глупостью. Тулаев нервно обернулся, мысленно прибросил расстояние до подстанции, но идти туда не стал, потом сосчитал еле видимые в свете прожектора изоляционные тарелочки, условно "срубил" пять штук и на душе полегчало.
Дом стоял очень неудобно. И спереди и с тыла его маскировали высоченный забор из плотно пригнанных друг к дружке досок. Улица была слишком узкой, чтобы дать возможность разглядеть хоть что-то во дворе дома. Участковый оказался предельно точен. Забор смотрелся не слабее кремлевской стены. Не хватало только башен по углам.
Спиной Тулаев уткнулся в забор на противоположной стороне улицы и все равно ничего не увидел. Доски упруго качнулись, и ночная тьма зашлась собачьим лаем. Быстрым шагом, совсем не дыша, Тулаев проскочил поворот улицы, спрятался за углом и только тогда ощутил, что сердце просит воздуха. Глотая его посвежевший, пропитанный запахом хвои настой, он успокоился и понял, что хорошей наблюдательной точки извне двора нет.
Лезть через забор было глупо и опасно. Правило номер один снайпера оказаться незаметным. Вряд ли он выполнил бы его, перебравшись вовнутрь двора. А спецсредства, о которых так много раньше рассказывали на занятиях и которые сейчас очень бы пригодились, лежали далеко-далеко отсюда, на складе "Вымпела". Лишь одно-единственное из них грелось в кармане куртки телефон сотовой связи.
Спотыкаясь на кочках и обдирая руки о кустарник, Тулаев прошел метров на двести в глубь леса, нащупал пластиковый брикет телефона, достал его из тепла, на ощупь набрал домашний номер Межинского и стал слушать гудки. После пятого трубка ожила:
- Ал-ло-о...
- Виктор Иванович, извините, что так поздно, - скосив
глаза на горящие зеленым стрелки часов, Тулаев отметил: "Начало второго". - Докладываю об обнаружении возможного местоположения банды.
- Что ты сказал?
- Говорю, банды!..
- Где ты находишься?
Голос Межинского потерял сонливую шершавинку. Хорошо, если бы и он сам быстрее очнулся. Сонный не понимает бодрого примерно так же, как сытый голодного.
Тулаев по слогам продиктовал название деревни. Раньше таким способом усталые тетки гундосили по радио материалы директивного плана из Москвы в редакции дико отдаленных газет, а также агитаторам на какие-нибудь высокогорные стойбища. В детстве Тулаев любил отыскивать в эфире такие спотыкающиеся на слогах голоса. Было ощущение, что сообщения диктуют инопланетяне, потому что половину слов он не понимал.
- Где-где?
Судя по вопросу Межинского, он тоже не понял или, как сейчас было модно говорить, не "въехал". Что уж тогда говорить об агитаторах с высокогорных пастбищ?
Пришлось назвать деревню единым выдохом, без всяких слогов.
- Какой это район? - кажется, запомнил название Межинский, прослушал ответ Тулаева и снова спросил: - Чем подтверждается, что они именно в этом селе?
- Словами участкового.
- Ты сам в селе был?
- Отчасти.
- Что значит отчасти?
- Я был возле дома, но там такой высокий забор, что окон не видно. Только конек крыши заметен.
- Значит, ты предполагаешь, что американка - в этом доме?
- Я этого не говорил.
- А террористы?
- Виктор Иванович, я же докладывал: возможное местоположение банды. Дайте мне еще полчаса и я смогу дать более точный доклад.
- А что ты хочешь предпринять?
- Напротив этого дома живет, скорее всего, председатель
колхоза или артели... Я не знаю, как у них тут это
называется. Я сниму у него показания и потом доложу вам.
- С чего ты взял, что именно в этом доме живет председатель?
- По размерам здания. Сейчас же, сами знаете, председатель колхоза или там товарищества - это как помещик. Все деньги у него. А сидеть у костра и не погреться...
- Ладно. Сними показания, - разрешил Межинский. - А я пока поставлю предварительную задачу "Альфе".
- Опять "Альфа"?
- Ты о "Вымпеле"?.. Знаешь, не лезь не в свои дела.
- Есть, - сухо ответил Тулаев.
- Жду доклада через полчаса.
Телефон нырнул в уже обжитый дом-карман. Тулаев осмотрел свою серую ветровку. В темноте лучше было бы передвигаться в красной куртке. Все-таки красный цвет - самый темный ночью. И самый, к сожалению, заметный днем. Семафорный цвет. А серый - золотая середина. Цвет мышей, мешковины и раннего утра. И еще цвет усталости.
Тулаев еще только выбрался из лесу и шел по затравевшему пустырю к селу, а уже действительно ощущал себя усталым. А нужно было перелезть забор, разбудить хозяев так, чтобы не перепугать до смерти, разговорить их...
Тулаев со стоном выдохнул, выгоняя из себя усталость и вдруг, поскользнувшись на росистой траве, упал на бок. Голова тупо ударилась о что-то твердое, другое твердое припечатало сверху, и мир тут же исчез. Не стало ни усталости, ни ночной улицы, ни лениво взбрехивающих собак. Ничего не стало.
_
41
Первой вернулась усталость. От нее все тело ощущалось закованным в панцирь. Тулаев разлепил глаза, чтобы рассмотреть странный панцирь, и сразу испугался. Глаза ничего не видели. В них стояла могильная тьма и, как он ни поворачивал голову, не хотела выдавать ни единого проблеска жизни. Брови рывком собрали кожу на лбу, и Тулаеву стало еще страшнее. Брови не нашли повязки на глазах, и от странной плотной тьмы почему-то повеяло холодом.
Панцирь упорно удерживал руки за спиной. Ноги тоже не подчинялись Тулаеву. Он напряг мышцы живота, качнулся и бревном перевалился с бока на грудь. Из тьмы ударил в нос запах плесени. А может, это он ощутил запах тошноты, раскалывающей голову?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134