Араб по-кошачьи мягко последовал за ним, и Майгатову не понравилось это преследование. Оно холодом отдалось между лопаток и рывком развернуло его лицом к лицу с арабом. Тот все так же исподлобья кромсал его взглядом, но прежней злости на лице уже не было.
- Тибе. - Протянул он две банки. - Жиди... хасяина... - И вышел под ржавый всхлип двери.
Света стало совсем мало. Пришлось подойти вплотную к окошку у двери. Узкая банка оказалась "Кока-Колой", пузатая была выкрашена в несъедобно синий цвет и испещрена арабской вязью. На красной полоске, сочно выделяющейся на синем фоне, вязь была белой и явно обозначала название содержимого. Желудок на одной длинной ноте пропел тоскливую голодную песню. Он словно ждал, когда же наконец придет время напомнить о себе.
"Кока-Кола" оказалась противно теплой, резко била в нос и, когда он выпил ее до последней капли, так долго давала отрыжку, словно в желудке она вся превратилась в газ. Синюю банку открывать было нечем. Майгатов долго напрягал глаза, но высмотрел в помещении, которое, скорее всего, было румпельным отделением* судна, из подходящего только металлические листы пайол. Поднял одну из них, зажал между ног и сверху ударил днищем банки в острый угол пайолины. Какой-то сок потек по пальцам, и Майгатов резко перевернул банку, лизнул пальцы - соленые. Пришлось теперь уже банку зажать между ног, а острым углом пайолины бить сверху. Когда, наконец, натыкал столько дырок, что они слились почти в окружность, отогнул крышку, поднес банку все к тому же иллюминатору и в слабом замесе света еле-еле высмотрел: фасоль.
Плоды были крупными, но солоноватыми. Когда съел последнюю фасолину, подумал, что кока-кола пригодилась бы сейчас побольше.
За дверью что-то по-мышиному проскреблось, глухо прозвучал голос, и, наконец, раздался знакомый ржавый стон.
- Атвырнись, - потребовал законопативший собой чуть ли не всю дверь грузин.
Майгатов нехотя выполнил команду. ------- *Румпельное отделение помещение, расположенное в кормовой, задней части корабля ( судна).
Вошли двое. Явно двое. Один - погрузнее. Второй - почти невесом. Араб? Обернулся: точно - араб. А тот, под чьими слоновьими шагами упруго пропели пайолины, сел в занавешенный темнотой угол, сел так умело, словно он там провел полжизни, и простуженным голосом прохрипел:
- Не обижаешься на нас?
- Где я? - поинтересовался в свою очередь.
- Как говорили в детективах, в надежном месте. Куришь?
- Нет.
- Правильно. А я вот, грешным делом, не берегу себя. - Осветил на секунду свое лицо огнем зажигалки, но Майгатов не уловил ничего, кроме широкого носа. И чего-то темневшего на лбу: то ли родинки, то ли ссадинки.
- Чем вы меня?
- Не понял.
- Чем отключили?
- А-а, ты про это, - протянул с нескрываемым удовольствием. - Газиком мы тебя, родной, газиком. Пш-шик - и все! На Западе с этим барахлом дело широко поставлено. На все случаи жизни баллончики есть. Видишь, и на твой случай один нашелся...
Шипение. Точно - перед нахлынувшей тьмой было змеиное шипение. Оказывается, то был не призрак убитой гадюки, а газ, усыпляющий газ.
- Где я? - уже злее обратился Майгатов к темному углу.
- На планете Земля, - выкатились в клубке дыма слова. - Какое у тебя звание: лейтенант, старший лейтенант, мичман?
- Матрос, - ответило за Майгатова раздражение.
- Так я и поверил... В таком возрасте да при таких усах...
- А меня после института призвали.
- А я, грешным делом, думал, что после институтов не призывают. А что ж брюки на тебе офицерские?
- Почему - офицерские? В тропических широтах и брюки, и шорты, и куртки у всех одинаковые. От командира до матроса. Только по погонам различаются...
Фехтование на шпагах. Тебе - укол, а ты уходишь, укол, а ты опять уходишь. И в каждом таком рывке, в каждом отходе рождается "легенда". Сам бы начал думать - не придумал бы, а так получалось. Мрачный собеседник, мрачный, несмотря на свою напускную веселость и иронизирование, рожденное, скорее всего, не страстью к иронии, а ощущением своего превосходства, беспроигрышности позиции в этом бою, сам того не понимая, помогал Майгатову.
- Как же тебя зовут, мат-рос?
- Абунин... Иван, - первой вспомнил круглую, улыбчивую физиономию.
- Возможно, - недовольно прохрипел угол. - В твоих брюках был какой-то вшивый документишко на это имя. Предположим, что ты не офицер, что ты Ваня. Это ничего не меняет...
- Вы попить еще дадите?
- Дадим. Мы много еще чего дадим. Но только, грешным делом, не осуждай и нас за требовательность. У нас может быть неплохая сделка, если ты пойдешь навстречу. Мне... нам нужна план-схема внутренних помещений вашего корабля.
- Я ее не знаю, - продлил "легенду" Майгатов и почувствовал, что укол прошел, достиг цели.
- Ой ли! Каждый матрос сдает на допуск, а уж там схема - первое дело...
- Я - приписной. Нас с тральщика перебросили на МПК за три дня до выхода в море, - вспомнил то, что рассказывал Абунин.
- Ничего, приписной. За месяц в море можно наизусть корабль выучить.
- А я не любопытный.
- Ох и утомил ты меня. Грешным делом, плюнул бы я на тебя. Ведь нутром чую - не матрос ты, не матрос. Мичман - как минимум. - Швырнул окурок в проем двери. - Думаешь, твоего сраного пароходишки в "Джейне"* нет? Есть, все там есть. Знаешь, как ваш проект называется?
- "Альбатрос", - ответил Майгатов тем, что уж точно знали все матросы.
- Валь-ба-трос, - гнусаво передразнил угол. - Хер тебе в нос, а не "Альбатрос". "Гриша-три" он называется. Водоизмещение стандартное девятьсот пятьдесят тонн, полное - тыщу двести. Длина - семьдесят два метра. Одна турбина, два дизеля. Максимальный угол возвышения кормовой пушки сказать?.. То-то:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66