Риди ударил Мэй-Анну потому, что она ему объявила о своем решении окончательно с ним порвать и пообещала обнародовать все, что ей было известно о его наклонностях, если он не оставит ее в покое. На самом деле она только пугала его, потому что рассказывать об этом было не в ее интересах: в каком свете она предстала бы перед публикой, если бы призналась, что ее любовник – гомосексуалист? Да и люди могли ей просто не поверить и начали бы симпатизировать Риди, а не Бастеру.
К тому времени, когда было уже определено время слушания дела в суде, она совсем прекратила общаться с журналистами, так что за информацией о ней они обращались к людям, которые были ей близки так же, как некий сумасшедший священник, во время слушания расхаживавший перед зданием суда с плакатом: «ВОЗДАЯНИЕ ЗА ГРЕХИ – СМЕРТЬ«. «А я-то, – сказала, узнав об этом, Виппи Берд, – думала, что в Голливуде воздаяние за грехи – это белые дома с белыми статуями во дворе».
Странно, что во всей этой кутерьме ищейки-репортеры так и не докопались до того, что Мэй-Анна была в свое время профессиональной проституткой. Один репортер звонил нам с Виппи Берд и спрашивал, правда ли, что у Марион Стрит есть внебрачный ребенок, которого зовут Мун и которого мы с Виппи Берд взяли на воспитание, потому что он видел фотографии этого мальчика развешанными по всему дому Марион.
Виппи Берд даже не стала ему ничего разъяснять, только рассмеялась и пригласила его приехать к ней в Бьютт, сказав, что покажет ему свидетельство о рождении этого ребенка. Когда Мун родился, сказала она репортеру, Мэй-Анна давно уже была в Голливуде.
За день до слушания дела в суде Мэй-Анна позвонила нам и умоляла приехать к ней поддержать ее. Ее коллеги со студии давали ей такие противоположные и взаимоисключающие советы, что она была близка к истерике и не могла решить, кого из них слушать и как вести себя в суде. Без нас, сказала она, ей не выдержать этого испытания.
Виппи Берд попросила отпуск за свой счет, но руководство компании ответило, что сейчас это никак невозможно, так что мне пришлось ехать одной. Мэй-Анна хотела прислать мне билет, но я отказалась. Я и так была в долгу перед Бастером и решила, что будет правильно, если на этот раз я потрачу свои собственные деньги.
Теперь я ехала в общем вагоне, а не в отдельном купе, и всю дорогу не могла отделаться от мысли, что в прошлый раз в компании Виппи Берд мне было куда веселее. Я пошла в вагон-ресторан и заказала порцию котлет с жареной картошкой – блюдо, которое я очень люблю, и картошку принесли на отдельной тарелке с маленьким американским флажком, но даже еда меня не радовала, и тут я поняла, что во мне что-то сломалось, потому что я не потеряла аппетита, даже получив похоронку на Пинка.
Меня снова встретил шофер Томас, но мы больше не говорили ни о китайском театре, ни о грязевых вулканах. Я хотела сесть на переднее сиденье, чтобы он мог по дороге рассказать мне, что здесь происходит, но он объяснил, что так у них не принято и что Мэй-Анна не одобрила бы этого. Мне пришлось сесть сзади и наклониться к нему, чтобы лучше его слышать, но он все равно рассказал ненамного больше того, что мы с Виппи Берд уже знали. По его словам, Мэй-Анна до сих пор не могла успокоиться, и это мне тоже было известно, и что они все удивлены ожесточением, с которым газеты напустились на Бастера, что тоже не было для меня секретом. Еще Томас обозвал Джона Риди старым скупердяем, потому что тот никогда не давал ему чаевых, пользуясь машиной Мэй-Анны.
То, что ему надо было давать чаевые, оказалось для меня неожиданностью, и мне стало стыдно. Оправдываясь, я сказала ему, что мы с Виппи Берд – две простофили из глубинки и что в ближайшее время я заплачу ему то, что задолжала. Он ответил, что возить нас было для него сплошным удовольствием и что никаких денег не надо, потому что мы тогда прекрасно провели время. Все это он сказал искренне, в чем я убедилась, когда он вез меня из суда на вокзал и я пыталась сунуть ему кое-какие деньги. Денег он не взял и сказал, чтобы я лучше купила себе на них выпивку в клубном вагоне.
Он предупредил меня, что я не должна разговаривать с репортерами, осаждающими дом Мэй-Анны, но и без этих рекомендаций я знала, как надо общаться с этой братией, еще с тех времен, когда Бастер готовился к матчу на звание чемпиона. Когда мы подъехали, двое репортеров стояли прямо перед воротами. «Без комментариев», – заявила я им прежде, чем они успели открыть рты, но Томас объяснил, что эти двое – просто-напросто охрана, приставленная к дому Мэй-Анны от студии.
– Я очень рад, что вы приехали, миссис Эффа Коммандер, – сказал он, поднося мои чемоданы к парадному входу. – Сейчас всякие там разные советчики вьются вокруг мисс Стрит, словно мухи, и очень хорошо, что рядом с ней будет кто-то из ее настоящих друзей.
– Не только рядом с ней одной, но и рядом с Бастером тоже, – ответила я, помня наказы Виппи Берд, напоминавшей мне, что я еду помогать не одной только Мэй-Анне.
Она ждала меня в гостиной и в этот раз мало походила на королеву серебряного экрана. Глаза у нее были красные, на лице появились морщины, которых я не видела год назад, и вся она сильно исхудала: сейчас, на мой взгляд, она весила не больше девяноста фунтов. Она была взвинчена, то и дело вскакивала, начинала метаться по комнате и снова возвращалась на место, забывала в пепельнице недокуренную сигарету и начинала новую. «Что за черт, как ты выглядишь, Мэй-Анна!» – эти слова вертелись у меня на языке, но вместо этого я обняла ее и сказала, что раз Виппи Берд душой сейчас с нами, «несвятая Троица» снова в сборе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90