Но, несмотря на это, Дара упрямо сжала губы, ее темные глаза смотрели на Лаоклейна с яростью.
– Будет как ты захочешь, миледи. Слово за свободу.
Она беспомощно перебирала пальцы и чуть слышно прошептала:
– Я обещаю.
Он внимательно посмотрел на нее, как бы оценивая, насколько она была честна. Затем кивнул головой и отпустил, оставив у нее на руке след от пальцев. Вдруг все вокруг потемнело, казалось, все дышало враждебностью. На небе появилась холодная луна. Дара и Лаоклейн возвращались в зал. Ей не терпелось отплатить ему.
– Мой брат освободит меня! Он отомстит за все, что натворили твои люди. Вы будете мучиться так же, как и они!
– Я не сомневаюсь, что он попытается. Я готов сразиться с ним.
Дара дрогнула.
– Ты убьешь его?
Лаоклейн подбирал слова и уклончиво ответил:
– Его дело решать. Все зависит от него, от его действий.
Оцепенев от страха, она двинулась вперед. Бранн придет за ней, позабыв о своей безопасности, потому что он любит ее так же, как и она его. Неужели его любовь уготовила ему такую же судьбу, как и его брату? Смерть Кервина стала огромным горем. Смерть Бранна была бы концом для нее.
Они вошли в зал. Горели факелы. Они освещали и обогревали его. В зале было шумно. То тут, то там слышался непристойный смех. Люди Макамлейда искали отдыха и покоя в самом сердце замка и находили его здесь. Лаоклейн щедро угощал тех, кто был ему верен. Исключением был только один человек, но и ему было разрешено остаться. Но Руода в ту ночь здесь не было.
Войдя в зал вместе с англичанкой, Лаоклейн тем самым вызвал любопытные взгляды присутствующих. Но никто не сказал ни слова по этому поводу – Лаоклейн не любил вопросов. Хотя Дара уже не была в центре его внимания, он все еще крепко держал ее за руку, и она не могла высвободиться.
Горячее вино, которое им подали, обжигало, и Дара почувствовала, как оно медленно ее согревает. Им прислуживала та же самая женщина, которая отводила Дару в комнату, где она провела беспокойную ночь. Служанка нервничала. Даре стало ясно, что именно эта женщина так необдуманно выпустила пленницу Макамлейда.
Полное гладкое лицо Леты, ее темные глаза говорили о том, что она понимает значение происшедшего. Кинара не закрыла дверь на засов, а ведь она, Лета, отвечает за все, что происходит в главной башне замка. Она была не так молода, как это могло показаться. Одиннадцать лет она была замужем, и уже четыре года – вдовой. Ей по плечу было то, что ей доверили. Лету не нанимали, она была дальней родственницей Лаоклейна. Лете показалось, что Лаоклейн не сердится, не обвиняет ее. Она почувствовала облегчение и стала подавать ужин.
Для Дары еды было больше чем достаточно. Жареная свинина, из которой сочился жир, соперничала с обжигающими хрустящими лесными голубями. Рядом стояли бочки с вином, чтобы утолять жажду. Дара ела с аппетитом, не отрывая глаз от стола, избегая чужих взглядов. Только один раз она подняла свой взор, когда Лаоклейн обратился к большому, спокойному человеку с густыми рыжими волосами.
– Ешь хорошенько, Гервалт. Впереди у тебя тяжелая ночь. Мне нужно узнать, где находится Райланд, и передать ему сообщение.
Лаоклейн и Дара встретились глазами. Гервалт сказал:
– Ну что же, вместо того чтобы спать, я поскачу к границе.
Дара первой отвела взгляд, проклиная свою беспомощность. Лаоклейн ответил:
– Да, скачи быстро, но осторожно, мой друг. На той стороне границы для тебя небезопасно, а мне бы не хотелось терять хорошего человека.
Дара вертела в руках кусок хлеба, густо намазанный маслом, только бы не слышать замышлявшиеся планы. Они вызывали тревогу. Она была не в силах помешать им или изменить их. Потеряв аппетит, она оставила еду. Лаоклейн вновь привлек ее внимание, когда заговорил об отсутствии Руода.
Дункан, до сих пор мрачно молчавший, сказал:
– Он топит свою жизнь в дешевом эле, развлекаясь с худосочной белокурой девкой.
Лаоклейн спокойно ответил:
– Если не иметь в виду, что он внебрачный ребенок, а этим он обязан тебе, то он сам выбрал свою долю.
– Как я выбрал свою? – Между отцом и сыном промелькнула искра враждебности. – Джеми хорошо заплатил тем, кто сражался за то, чтобы корона отца оказалась на его голове… и жестоко наказал тех, кто противился его измене!
Все взоры были устремлены на этих двух мужчин, с вызовом смотревших друг на друга. Но, услышав спокойный ответ Лаоклейна, все облегченно вздохнули.
– Член королевской семьи не изменяет. Прошло более десяти лет с тех пор, как мы присягнули на верность новому королю, Дункан. Мы примирились с прошлым. Джеймс IV наш законный король, и никто не сомневается, что его отец давно мертв.
– Да, мертв! Убит бедняга, в Саучибурне. Ты думаешь, забыли, что сын главы рода Макамлейдов оказался неверным ему? Ты слишком молод, чтобы презреть всех и вся. В живых осталось немного, кто это помнит, – с горечью заметил он. – Слишком много народу погибло за него, нашего законного сюзерена.
– И напрасно! – прогремел голос Лаоклейна. – В этом человеке не было ничего королевского. И Джеми никогда не желал смерти своему отцу. Он хотел добиться лишь власти. Не моя вина, что тебе пришлось покинуть Галлхиел. Я хорошо знаю, ты любишь его, я тоже. Но что прошло, то прошло. И конец!
Дункан тяжело опустился в кресло.
– Да, пусть будет так.
В раздумье он взглянул на огонь. Словесная борьба оказалась бесполезной, ведь Лаоклейн говорил правду. Джеймс правил вот уже много лет, и никто не сомневался, что делал он это с гораздо большим успехом и был более любим, чем его несчастный отец. И все же полностью прошлое нельзя забыть, и ощущение горечи остается навсегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83