Возможно, это было то, что легко удалось поймать тому мальчику, неспособному держать лук. Или же, может быть, старик, собрав последние силы, подстрелил какую-то птицу.
Конечно Ханна понимала стремление Джеба обеспечить этих людей сырым мясом. Однако она совершенно была озадачена, когда он вот так, просто велел ей остаться и ждать его здесь. Она обвела взглядом осунувшиеся лица этих людей, которых до сегодняшнего утра она никогда не видела, и согласно кивнула головой. Она почувствовала облегчение, когда Джеб снял вещи с вьючной лошади и взял с собой на охоту мальчика. Ей показалось спокойнее остаться здесь только со стариком и двумя женщинами.
Ханна вскоре поняла, что ей нечего было стесняться и что ее страхи беспочвенны.
Как только она изъявила желание чем-нибудь им помочь, молодая женщина сунула ей иголку с ниткой вместе с рубашкой, в которой дыр было хоть отбавляй. Ханна старалась как могла, хотя ей пришлось орудовать слишком большой и толстой для подобной работы иглой, таких грубых ниток она тоже никогда раньше не видела.
Штопая, она то и дело задумывалась о том, каким образом Кэйлеб собирался донести слово божье до этих людей, языка которых он не понимал, и которые не понимали его. Как же можно жестами внушить любовь к Богу и к жертвоприношению. Достаточно трудно выразить суть вещи, до материальных предметов можно дотронуться, в конце концов с помощью мимики можно показать действия. Но убеждения и идеалы так неосязаемы и неуловимы, что до них не дотронешься и их не увидишь.
Ханна была бы рада сосредоточиться только на этих мыслях. Но перед ней все время вставали события последних двух дней и чаще всего смутивший ее момент, когда она прислонилась к спине Джеба. Но в охвативших ее эмоциях было не только смущение. Ханна не пыталась разобраться, что же именно ее так взволновало, каждый дюйм ее тела, прикоснувшегося к нему, запомнил это ощущение.
Когда Джеб и мальчик вернулись с перекинутой через одну лошадь оленьей тушей и дикой индейкой на другой, она радовалась и сожалела. Казалось, лошади Джеба не нравилась ее ноша. Но у Ханны уже сложилось впечатление, что ничто и никто – будь то человек или зверь – не могло противиться его воле. Взять хотя бы ее. Она оставила свой единственный дом, то место, где навсегда успокоились ее ребенок и муж, потому что так определил Джеб Уэллз. Ханна все еще дивилась тому, как она отважилась на такой поступок. Но она не сожалела о сделанном и полагала, что и дальше покорно последует туда, куда укажет Джеб. Он был для нее сейчас надежной опорой.
Когда Джеб проходил мимо вигвама, он посмотрел на Ханну так, как будто спрашивал, все ли в порядке. Она улыбнулась, заверив его, что с ней все хорошо.
Улыбка Ханны опять взволновала Джеба, и это ему совсем не понравилось. Ему не нравилось также и то, что, оставив ее здесь одну, он постоянно думал о ней, о том, не причинят ли ей вреда. Он не привык о ком-либо беспокоиться. И был бы рад, если кто-нибудь другой позаботился бы о ее безопасности. Он наблюдал, как грациозно она поднялась со своего места. В ее руках он увидел рубашку, которую она штопала.
– Я вижу, с вас пока не сняли скальп, – сказал он, углы его рта чуть скривились в ухмылке. Утром, когда он оставлял ее одну среди диких индейцев, она старательно скрывала свой страх.
Ханне не понравилось, что он насмехался над ее опасениями, хотя они и оказались напрасными.
– Пока еще нет, – язвительно парировала она. – Они ждали вашего возвращения, чтобы вы им помогли в этом.
Он опять ухмыльнулся, но на этот раз удивленно.
– По крайней мере, вы научились разговаривать, хотя чувствую, что мне понравится далеко не все из того, что вы скажете.
Смущенная своей реакцией на его ухмылки, Ханна отвела глаза и посмотрела на мальчика, который давно уже сверлил ее взглядом. В облике его не было ничего угрожающего, но и не было того дружелюбия, которое она встретила у женщин. Взглянув на его иссохшую руку, она сразу же отвернулась, подозревая, что ее сочувствие может только обидеть мальчика. Все мужчины, независимо от цвета кожи, похожи друг на друга.
– Я рада, что вам повезло, – сказала она Джебу.
Джеб, любовавшийся тем, как солнце играло в волосах Ханны, обнаружил на себе ее взгляд. Ее голос привел его в чувство, и он повторил:
– Повезло?
– С охотой, – уточнила Ханна.
В ответ он пробормотал что-то невнятное, чего Ханна не смогла разобрать, повернулся и ушел. Иногда Джеб Уэллз был просто невыносим.
Но если бы ее спросили, как она себя чувствовала прошлую ночь в компании Джеба Уэллза, то она покривила бы душой, если бы ответила, что ей намного спокойнее здесь с этими незнакомыми индейцами.
Устроившись на ночлег и закутавшись в одеяло, она проворочалась час и поняла, что вряд ли уже заснет. В ее голове роились разные мысли, но больше всего ее терзало чувство вины. Ей казалось, что она предала своего покойного мужа. Кэйлеб, принесший на алтарь служения Богу все, чем он обладал – свой талант, мысли, всю свою жизненную энергию, взамен лишь получил никчемную жену. Ну и, конечно, свой вечный дом.
Хуже всего было то, что она, Ханна, не только никак не попыталась спасти души индейцев, но и сама за все время со дня смерти Кэйлеба не взяла в руки ни одной священной книги. Она обещала себе непременно сделать это завтра и постараться свернуть с этой опасной тропы, по которой она неуклонно шла навстречу Джебу Уэллзу.
Она все время смотрела на него и думала, когда же он заснет. Джеб сидел на страже, прислонившись к валуну. Ханна решительно закрыла глаза и почти что застонала, когда поняла, что даже перед закрытыми глазами все равно стоит образ Джеба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90