Разве что вот, браслет…
Ламассатум поразилась, с какой легкостью она предложила браслет старухе. Неужели это конец, неужели она готова забыть, уже забыла, и только какие-то куски, осколки, хлам… Не может быть! Она закрыла глаза. Вот перед мысленным взором Адапа. «О, Адапа, моя любовь, моя награда за все, за все! Я не одна в этом мире, никогда не буду одинока, ты – со мной». Ламассатум открыла глаза и приподнялась на локтях, хотела сказать что-то, слезы душили ее. Старуха покачала головой.
– Зачем мне твой браслет? За тебя мне заплатили. Да еще как! Год будем жить с моей дочкой.
– Как заплатили? Кто?
Живо представила Нингирсу, старого, похотливого, хитрого лиса – полную противоположность Адапы. О, боги, нет, только не он!
– Твой спаситель.
– Какой спаситель? Как его имя?
– Известно, какой, не сама же ты выплыла. А имя не спрашивала, на что мне.
– Мне уходить пора, бабушка, спрятаться. Я ведь от господина своего сбежала.
Старуха вытаращила глаза.
– Ну и дела. На рабыню ты не похожа.
– Я наложницей его была.
– А сбежала зачем?
– Не люблю его.
Старуха только охнула.
– Стемнеет скоро, – сказала она. – Тогда уходи. Дочка моя проведет тебя берегом, потом к каналу, а там до предместий рукой подать. У тебя, наверное, клеймо?
– Нету. Он не хотел.
Дверь лачуги отодвинулась, брызнул розовый свет Мужчина, темный его силуэт, показался в проеме и отступил. Ламассатум закрыла лицо ладонью. Крупная, но изящная кисть руки, алая от закатного солнца. Она сама виновата. Она во всех мужчинах искала Адапу и неизменно теряла возлюбленного в них.
– Кто это? Кто там? Кто там, у двери? – повторила она и не могла встать, не могла посмотреть, не могла убедиться, что это не он.
Старуха наклонилась к ней, влажно, дымно зашептала в самое ухо:
– Он тебя из реки вынул. Не бойся.
– Что ему нужно?
– На тебя посмотреть пришел.
Она слышала его тихие, осторожные шаги. Косой солнечный луч забежал вперед, деля хижину на две неравные части. Он присел на корточки, невесомая его тень легла на одеяло. Знакомое молчание, запах сандала, слишком явственный, чтобы быть обманом. Столько звоночков, намеков, инициалов чуда: Ламассатум взглянула на него.
Адапа сидел перед ней, сцепив пальцы в замок. Он был бледен, темные, глаза остановились на ней с неизъяснимым выражением нежности – так может смотреть мужчина, который любит. Он был без шапки, волосы волной лежали на плечах, на лбу появились длинные поперечные морщины, которых раньше не было. Это был новый Адапа, повзрослевший, сильный, и она вмиг узнала его и поверила уже до конца.
Они молча глядели друг на друга. Пыль плясала в лучах, множество звуков, которым не знаешь объяснения, летели с улицы.
– Мне все время казалось, что ты рядом, я слышала тебя, – сказала Ламассатум.
– Я приходил, – отозвался Адапа.
– А теперь ты уйдешь, оставишь меня?
– Никогда, – он покачал головой. – Буду с тобой, если захочешь.
– Захочу ли я! – воскликнула Ламассатум, всплеснув руками. – Захочу ли я, беги! Я люблю тебя, маловер, люблю так, что жизнь мне без тебя не жизнь.
Он глядел на нее, тихо улыбаясь. Ламассатум улыбалась в ответ. Адапа потер рассеянно щеки, подбородок, выбритый с утра, но теперь шершавый, как точильный камень. «Какая она худенькая, какие глаза – черные, в золотом ореоле, как вчерашнее солнце. Как я жил почти два месяца, не видя ее? И мог потерять навсегда. Но она жива, хвала богам».
– Говорят, чудес не бывает, – сказал Адапа.
– Что?
Он покачал головой.
– А твоя жена? Какая она? Ты счастлив? Ты снова пойдешь к ней? Оставишь меня…
– Ламассатум, – спокойно проговорил Адапа. – У меня больше нет жены, и не может быть никого, кроме тебя.
– Но твой отец не простит.
– Я говорил с ним. Прощать меня или нет – его дело. Но ему придется принять все, как есть. Я долго играл по его правилам, был послушным сыном. И что из этого вышло? Одни несчастья.
– Ты отпустил жену? – в глазах Ламассатум отразились страх и надежда.
– Иштар-умми умная девушка. А время залечит.
– Вот ведь как у вас славно получилось, – сказала старуха, которая все это время была здесь и о которой они позабыли. – Все-таки иногда богам надоедает пакостить, и они ведут влюбленных по одной тропе.
Она поднялась с пола и пошла вон из хижины, задвинув поплотнее дверь. Они услыхали ее веселый возглас – старуха приветствовала кого-то. Мир отгородился ширмой, отодвинулся.
Он обнял ее, они целовались долго, с открытыми глазами.
– Что теперь будет, Адапа? Я сбежала от моего господина, от Нингирсу. Он не простит. Пойдем к твоему отцу?
– Нет, он не захочет нас видеть. Сильных врагов мы нажили, – осмелившись любить. Мы поедем в Ниппур. Там есть высшая храмовая школа, которая ничуть не хуже вавилонской. Средства на жизнь у меня найдутся. Купим застроенный домовый участок у ворот, никто не будет нам мешать. Я сделаю тебя своей супругой.
– Ты не можешь жениться на чужой рабыне.
Адапа прижал ее к себе.
– Бедная, что тебе довелось пережить! Не знаешь, что ты теперь моя. Я купил, тебя у жирного Нингирсу уже в те дни, когда ты лежала здесь без памяти. Он принял деньги, а наутро объявил мне, что ты сбежала. Каков плут! Но слава бессмертным богам, что существуют такие мошенники! Ламассатум, ты – моя, по закону, купчий документ у меня есть. Ничего не бойся.
Она, наконец, счастливо рассмеялась.
– Ты проведешь в этой хижине еще одну ночь, – продолжал Адапа. – Утром я приду за тобой, мы покинем Вавилон навсегда.
– Не уходи! – Ламассатум схватила его за руку. – Что я без тебя? Кто я? Останься до утра, и пойдем вместе, куда захочешь. Я – твоя тень. Не могу без тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79