Корреспонденция лежала на столе, Готфрид без улыбки, скрестив на груди руки, отвечал на вопросы графа, и очередной конверт, вскрывался крупными холеными пальцами.
Джон поклонился и вышел, воображая себя еще в кабинете. Наконец он осознал, что стоит на лестнице с хищно мерцающими клинками. Он понимал, что был сегодня не на высоте. Но самым смешным оказался финал.
– Что это? Любопытно! – сказал граф, поднося к глазам голубой конверт и рассматривая иностранный штемпель.
– Это письмо от графини! – воскликнул он напряженным, дрогнувшим голосом.
И Джон залился краской как идиот! Он резко повернулся и побежал вниз. До вечера он просидел в библиотеке с сочинением Платона в руках, не выйдя даже к обеду. Когда стали меркнуть витражи, рисунком повторяющие витражи собора Парижской Богоматери, Джон понял, что наступает вечер. Несколько раз трезвонил телефон. Молодой слуга Жозеф, говорящий с мягким французским акцентом, подходил к нему с аппаратом. Джон исподлобья смотрел на это досадное достижение современной цивилизации, и Жозеф, опустив на рычаг трубку, удалялся бесшумно, как призрак.
Наконец, Джон поднялся и пошел в свою комнату, прихватив стакан с соком, уже добрый час, стоявший перед ним.
Все происходило словно в каком-то полусне. Он устало присел на край постели. Пришел Стив и сообщил, что юный граф зовет воспитателя к себе.
– Иду. Сейчас иду, – пробормотал Джон. Ему потребовалось приложить усилие, чтобы преодолеть слабость, нерешительность. Он, кажется, ждал от себя поступка.
– Сейчас иду, – повторил он, не в силах подняться.
Когда Джон открыл глаза, уже наступила ночь. Клубящийся лунный поток делил комнату надвое. Вернее, он знал, что за прозрачной стеной лунного света есть что-то еще. Здесь же, где лежало, раскинув руки, его тело, все предметы были нечетки, очертания мягки и полуразмыты – дальше не было ничего.
К завтраку граф Генри спустился в приподнятом настроении. Потирая белые руки, шутил и ел с большим аппетитом. Приказал принести вина, и с увлечением ухаживал за миссис Уиллис, наполняя ее высокий хрустальный фужер. Она вскидывала брови, с любопытством посматривая на него и скромно улыбалась. Столовая в это утро была богато украшена цветами из графской оранжереи, повсюду стояли вазы с орхидеями и декоративными розами, даже консоли, на которых с достоинством гарцевали статуи кентавров, были украшены благоухающими гирляндами. Готфрид больше молчал, но ему казалось, что он понимает причину столь резкой перемены настроения владельца замка. Зато Ричард не упустил возможности пошалить.
– О, отец! – воскликнул он, врываясь в столовую и здороваясь с графом. – Похоже у вас сегодня хорошее настроение?
– Ричард! – вздрогнула миссис Уиллис.
– Что такое няня? Разве я сказал дерзость? Я всего лишь заметил, что его светлость в добром расположении духа.
– Ричард, вы говорите неподобающим тоном. Только сын сапожника способен на такое, – сказала миссис Уиллис, строго глядя на мальчика.
– А! – он махнул рукой. – Вы хотите, няня, чтобы я сам был такой же прилизанный, как вот та прическа, вот этот пробор, который вы изволили навести, – сказал он, ткнув пальцем в свою макушку.
Миссис Уиллис восседала на стуле с резными ножками и спинкой в форме лиры. Она машинально поправила собственные локоны, взглянула на графа, потом на Готфрида. От нее несло ландышами, накрашенные ресницы отбрасывали длинные тени.
– Сегодня вы выглядите особенно, очаровательно, дорогая миссис Уиллис, – сказал граф. – Вы напоминаете инфанту. Во времена Гете мужчины теряли головы при виде таких женщин.
– Благодарю вас, граф, – томно ответила она. Складки ее юбки красиво ниспадали до самого пола. Ричард не преминул наступить ножкой стула на край подола, придвигаясь к столу, и невозмутимо принялся за бекон.
– Что же касается твоего замечания, мой мальчик, – продолжил граф, – то оно вполне уместно. Есть причина для праздничного настроения.
– Мне об этом знать не положено?
– Отнюдь.
– Тогда скажите.
– Разумеется, скажу, Ричард. Чуть позже.
– То-то и оно! О новостях я узнаю в последнюю очередь. Обязательно найдутся какие-нибудь условия. Ведите себя хорошо, граф, не делайте этого, не ходите туда, держите спину прямо! – Ричард скорчил гримасу брезгливости.
– Совершенно верно, Ричард. Вам пора бы повзрослеть, – заметила миссис Уиллис. – И научиться, наконец, уважать старших.
– Да, дорогая няня, я уважаю вас. Так сильно, что, наверное, от этого умру, – добавил он тихо, скорбно опустив глаза.
– Вот бесенок! – воскликнул граф, расхохотавшись.
И даже миссис Уиллис улыбнулась, взглянув на него поверх фужера.
– Ну, разве можно на него сердиться?
– А я и не сержусь, – сказала она.
Они перебрасывались незначительными фразами, в то время, как Ричард незаметно отодвинул тарелку с беконом и запустил ложку в десерт.
Все это время Готфрид молчал. Ричард вскинул голову и произнес:
– Едем ли мы завтра в Кентербери, уважаемый учитель?
Готфрид отставил бокал с соком.
– Конечно, если вам интересна эта поездка, Ричард, – ответил он.
– Мы отправимся на автомобиле?
– Да. Мы арендуем машину у вашего отца вместе с шофером.
Ричард издал радостный вопль, какой, наверное, можно услышать только на Аляске от погонщиков собачьих упряжек. Миссис Уиллис нервно передернула плечами.
– Заметано! Едем! – воскликнул мальчик. – Благодарю вас, отец, – сказал он, склоняя голову и демонстрируя презираемый им пробор.
– Ричард!
– Я сыт, дорогая няня, позвольте удалиться.
– Нет, Ричард, мы идем вместе, – ответила миссис Уиллис, поднимаясь из-за стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55