В зеркале я увидела не девочку, а молодую женщину, хотя волосы ее были не рыжими, а лицо не безмятежным, как у моей матери. Так или иначе, я стала достаточно взрослой, чтобы самой распоряжаться своей жизнью, и, хотя мне никогда не суждено быть королевой, я проведу остаток жизни с тем, кого люблю. Этого более чем достаточно, чтобы возместить потерю королевского трона.
Колокольчики на концах пояса мелодично позвякивали при каждом движении, и я засмеялась, подумав, что это платье вполне может считаться моим подвенечным нарядом.
Огонь, добытый трением, почти мгновенно разгорелся на священном холме, и началась ночь танцев.
Радость и предвкушение лета отбросили прочь все остатки земной тоски, когда мы кружились и кружились вокруг маленького солнца, горевшего в центре хоровода. Жар костра и разбуженная любовная страсть рвались во вселенную, превращаясь в непрерывное лихорадочное веселье. Парочки, сбросившие с себя зимнюю подавленность, приходили вместе, охваченные желанием, и одна за одной исчезали в ночи. Я провожала их глазами, страстно желая, умоляя богиню, чтобы Кевин сейчас же появился передо мной. Иногда другие мужчины протягивали ко мне руки, но ни один из них не был моим ирландцем, поэтому я улыбалась и отрицательно качала головой.
Праздничный костер прогорел слишком рано. Темные скелеты обугленных бревен обрушились вниз, превратившись в кучу тлеющих углей и выбросив в ночь снопы искр. К костру вывели коров и свиней, лошадей, овец и гусей, даже крикливых коз и глупых кур, и всех их осторожно провели через золу, пока хозяева просили благословения богов, чтобы животные не болели в предстоящие месяцы. Я всматривалась в каждую темную фигуру, готовая броситься в объятия, но среди мужчин не было того, кого я искала, и меня понемногу начала охватывать паника.
Я с трепетом ждала, когда последние гуляки соберутся возвращаться в город. Боясь остаться в одиночестве, я присоединилась к ним, поющим и орущим, несущим к очагам только что зажженные факелы.
Сейчас я исступленно молила: «Кевин, пора! Ты должен появиться прежде, чем мы дойдем до каменных домов, из которых я никогда не смогу исчезнуть незамеченной».
Я нетерпеливо обшаривала взглядом лица всех, мимо кого мы проходили, но видела вокруг только обычных людей, веселых и добродушных. Они могли жить как им хочется. На них не лежал груз королевских обязанностей.
Когда наконец последние участники праздника угомонились, я медленно пошла в спальню; пребывая во власти растерянности и неверия. Кевин не пришел, и какой-то частью своего сознания я понимала, что он не появится никогда. Это понимание леденило душу и туманило глаза, и я устало тащилась по коридору без надежд, желаний, полностью безучастная к будущему.
Бригит откинула одеяла на кровати и начала помогать мне раздеваться, сонно говоря о завтрашнем майском танце. Когда она складывала шелковый пояс, колокольчики звякнули в последний раз. Все мои мечты рухнули в этом легком серебристом звуке, и долго сдерживаемая скорбь прорвалась в отчаянном рыдании.
– Что, Гвен, что случилось?
Не дожидаясь ответа, она обняла меня, дав моему горю излиться в потоке слез и порывистых всхлипываниях. Она внимательно слушала, укачивая меня, как мать укачивает дитя, пока я облекала в слова свои страхи, вину и раскаяние из-за ухода Кевина и все надежды, которые я питала в течение долгих месяцев с той поры.
– Он ведь никогда не вернется ко мне, правда, Бригит? – шептала я, обессиленная от слез и отчаяния.
– Похоже на то, Гвен, похоже, – ответила моя подруга, по-прежнему прижимая меня к себе. – Тебе надо перестать верить в то, что он жив, потому что он, конечно, ушел навсегда, как если бы умер.
А ты должна продолжать жить и сама строить спою жизнь.
Я устало представляла себе дни, наполненные аккуратными маленькими стежками и красивым бельем, И годы, проведенные в покорном сидении у очага. Мне не верилось, что от меня ждут смирения пополам со скукой, которыми хотели заменить настоящую жизнь.
Но, Бригит, безусловно, была права, и к осени я забыла обо всем, кроме воспоминаний о своей мечте. Да и Лавиния заставляла меня делать слишком многое, чтобы можно было горевать об утраченной свободе, и я не осмеливалась думать ни о прошлом, ни о будущем. Только иногда ясной, летней ночью, когда звезды паутиной раскидывались в северном небе, я вспоминала поездку домой из святилища и любовь, которой не случилось.
25
ОБРУЧЕНИЕ
В течение следующего года жизнь при дворе Регеда была безмятежной, вялой и скучной. Я жила с домочадцами в большом доме в Карлайле, усердно изучая латынь, аккуратно вышивая и время от времени решая арифметические задачки. Последнее основывалось на знаниях, полученных от Катбада, и немало озадачивало Винни. Может быть, это являлось единственной причиной, по которой я получала удовольствие от занятий.
К нам и вправду зачастили королевские особы, особенно после подписания договора Артура с Уриеном. Большинство наших гостей были королями, ищущими жен для себя, своих сыновей и иногда даже для внуков. Изредка появлялись и женщины, заботливые матери или сестры, оценивающие меня и мое окружение даже тогда, когда болтали о пустяках. Однако в основном мужчины приезжали одни.
Иногда, если погода была хорошей, а обстановка подходящей, и отец чувствовал, что я могу научиться чему-то полезному, он брал меня с собой в деловые поездки. Я радовалась возможности уехать из Карлайля, и мне нравилось наблюдать, как наши северные соседи относятся к политике. Это занятие было, конечно, куда более серьезным, чем вышивание, и я пыталась научиться различать разные диалекты, чтобы улавливать оттенки дипломатических переговоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155