- Все, готова! - сказал, отдышавшись, молодой. - Неси кули из ванной, а я пока в ковер её закатаю... Что-то разошлись мы, как малолетки. Надо было из ствола шмальнуть разок - и все.
Он сдернул со стены ковер, разложил его рядом с телом Риммочки. Потом перекатил тело на край ковра и плотно скатал его, да ещё несколько раз обернул для верности заготовленным "скотчем".
Лысый принес из ванной два огромных бумажных куля; злодеи сунули в них ковер с телом и обвязали капроновым шнуром.
- А ты говорил - шмальнуть! - сказал лысый. - Когда ногами забиваешь крови поменьше, тара не промокает!
- Верно! - согласился молодой. - Надо и следующих так же...
Он взвалил ношу на плечо.
- Иди, Вань, открывай! И "аудюху" заводи...
- Может, до вечера обождать? По частям вынесем все.
- Вечером народ с работы придет. А сейчас - тихий час, кто пашет, кто спит... Тем более - зима. Не забудь, нам завтра в четырнадцать-нуль-нуль ещё одного обрабатывать.
- Там не один - целая семейка, повозимся... - огорчился лысый.
- А "бабки" какие!... Ладно, все, пошли, не труби в мозги!
Лысый Ваня открыл дверь и быстро стал спускаться вниз. Он позволял молодому командовать во время "удаления осадка", хотя мог бы гаркнуть на него раз, хватануть цепкими пальцами за кадык или за ключицу - в штаны наложил бы, чмо зеленое... Но ничего, пусть командует, он ведь зато и жмуриков носит, и машину водит, и яму сам роет - старается, сопляк, меньше трех метров не копает. Шестерка гребаная!
Молодой с телом Риммочки, закатанным в ковер, вышел следом за лысым Ваней, выдержав короткую паузу для страховки. Лягнул ногой дверь.
Хлопнула дверь. Квартира, в которой собиралсь принимать друзей и подруг Римма Сергеевна Хромова, тридцатипятилетняя безработная секретарша, опустела. Недоеденный торт был разбросан по ковру, на котором прибавилось темных пятен.
- My soul is dead(, - пела знаменитая английская группа URIAH HEEP, названная так в честь отвратительного персонажа из романа Диккенса "Дэвид Копперфильд". Это была последняя песня WHAT'S WITHIN MY HEART (ЧТО В ПРЕДЕЛАХ СЕРДЦА МОЕГО) из диска LOOK AR YORSELF (ВЗГЛЯНИ НА СВОЕ ЛИЦО). Вот и она закончилась, щелкнул механизм автостопа, в квартире стало не только пусто, но и тихо.
КРУГИ И СФЕРЫ
Два дня назад район Чистых прудов (Большой Харитоньевский переулок) покинула семья Лесовицких: от семьи, впрочем, остались мать и дочь; глава семьи Григорий Анатольевич Лесовицкий, академик-языковед, отсидевший в сталинских лагерях чуть больше десяти лет, скончался, не дожив всего пяти лет до счастливого времени перемен. А ведь он ожидал его, много и горячо писал в мемуарах о хрущевской "оттепели" и, если бы дожил, то уж обязательно появился бы сначала на митингах демократов и демократок, а потом - на демонстрациях патриотов; пошел бы защищать Белый Дом - сначала от путчистов, а потом от танкистов-ельцинистов... Но он умер, не увидел, значит, ничего: умер, не дождавшись свободы, о которой мечтал - или не мечтал? или не той?...
Галина Ильинична, приятная пожилая дама, вечно молодившаяся при жизни мужа, державшая, что называется, "форму", после смерти его быстро состарилась и даже согнулась физически, превратившись наружно из "интеллигенции" в четвертом поколении в простую московскую бабушку-старушку, вечно стирающую и шаркающую по углам половой тряпкой. Она жить не могла без забот, и если раньше для неё главной заботой был супруг-профессор (то она ждала его из лагерей, то красиво сопровождала его на международных конгрессах, а целом - создавала мужу уют, комфорт, надежный "тыл), то теперь переключилась на дочь, зятя и внука с внучками. Тут не требовалась фальшивая молодость, нужна была "бабушка", она и стала таковой. Она закурила папиросы "Беломорканал" вместо былых сигарет "Столичных", она стала ворчать, как настоящая теща; было на кого ворчать: зять Виктор - неплохой: умный, непьющий, тактичный и вежливый, страшно работящий, любимец покойного мужа, в прошлом - ярый антисоветчик и антикоммунист, диссидент и правдолюбец, отсидевший при Брежневе за "политику" 3 года в Мордовии. Впрочем, на Виктора сейчас можно было поворчать лишь заочно, ибо два года назад он ухитрился "заработать" банальную уголовную статью (108-я, тяжкие телесные со смертельным исходом) и отбывал наказание в одном из северных лагерей - (впрочем, как раз это ему и пообещал когда-то проницательный комитетский дознаватель Карманов: "Много вам сейчас не дадут, не за что. В принципе, могли бы вовсе прикрыть дело я настаивал, но, увы, не я решаю - слишком высок уровень. Но, мне кажется, вы отсидите разок, а потом снова сядете, Виктор Евгеньич... Ох, как сядете! Всех выпустят, а вы будете до последнего чалиться, до звонка. Куража в вас много, баламутства...").
Галина Ильинична воспринимала "отсидки" зятя как обычное для Совдепии (так она до сих пор называла страну, в которой жила) дело. Ее отец, Мариночкин дед, исчез в лагерях ещё в конце двадцатых годов, родной дядя отбыл десятилетний срок после войны; наконец, муж едва не погиб за колючей проволокой, время спасло его - попал в реабилитационные списки в 56-м. Все было знакомо, тут она могла кое-что посоветовать дочери, что, мол, надо человеку в тюрьме (теплые носки, белье, сало, чеснок) да и сама лично постояла в очередях в Бутырскую тюрьму с передачей для "непутевого" (это была её самая крайняя оценка Виктора).
Срок у Шахова-мужа и зятя кончался в следующем веке.
Именно по совету Виктора (письмом из зоны) решено было избавиться от огромной квартиры - с большой выгодой. Пенсии Галины Ильиничны и переводов Виктора хватало семье на пол-месяца. На другую половину приходилось изыскивать средства;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115