Теткой, судя по всему, была я. Мое сознание и способность правильно воспринимать окружающую реальность к этому времени прояснились уже отчетливо.
Тетка! Что-то горячее моментально поднялось из глубины моей души и, как пена в закипающем котле, подступило к самому горлу. Ну нет уж — теткой пускай называет кого-нибудь другого, но только не меня!
Евгения Охотникова вовсе не тетка, а привлекательная девушка двадцати девяти лет, на которую многие мужчины оборачиваются на улице, рискуя при этом свернуть себе шейные позвонки. К тому же я прекрасно знала, что никакого мужика у меня нет. Те, кого я встречала до сих пор, не были достойны моего внимания.
Но ведь рядом, за пределами моего поля зрения, кроме Утюга, находился кто-то еще. Тот, кого, по словам конопатого Бена, курившего дорогую сигару, мое изнасилование должно было чрезвычайно расстроить. Это мог быть только клиент, или заказчик — можете называть его как хотите, и означало это лишь одно — что я на работе и допустила серьезный промах, который необходимо исправлять, и как можно быстрее.
Мои рассуждения были прерваны приближением Утюга. Его крупное лицо с грубоватыми, как у персонажей американских комиксов, чертами выросло перед моими глазами и заслонило весь обзор. Сквозь опущенные ресницы его кожа казалась темной, отчего он представлялся профессиональным злодеем.
Тяжелое, с вязкими остатками сладковатого перегара, дыхание мутной волной обдало мне лицо. В следующее мгновение липкие и потные ладони с каким-то поросячьим сладострастием прикоснулись к моей груди. Пыхтение Утюга мгновенно стало заметно чаще. От накатившего вожделения кровь прилила к его лицу, придавая ему свекольный оттенок. Еще немного, и из приоткрытого рта должны были потечь сладострастные слюни.
Но мне не удалось узреть данную картину. Потому что в следующее мгновение он, по-прежнему оставив левую руку на моей груди, опустился на корточки, а правой раздвинул мне бедра. В этот момент его голова оказалась чуть выше уровня моих коленей и как раз между ними. Все мышцы моего тела напряглись, как набухшая весенняя почка на ветке дерева. Это длилось не больше секунды, но я почувствовала, как крошечная капелька пота скатилась по спине. Затем мои колени резко разошлись в стороны, а затем с ошеломляющей внезапностью ударили голову Утюга одновременно с двух сторон.
Он вскочил на ноги и схватился ладонями за разбитые уши. Удара он явно не ожидал. На его лице быстро появилась гримаса боли и бесконечное удивление, словно он увидел говорящего дельфина. Кровь отхлынула от его лица.
В другое время и в другой обстановке такого удара мне хватило бы, чтобы отправить противника в хороший нокдаун. Но он оказался худым и жилистым, как электрический кабель, да и моя исходная позиция была далеко не самой удачной, поэтому Утюг не потерял сознание и не упал.
— Ч — черт! Я тебя сейчас в повидло размешаю! — взвыл он, словно мощная сирена морского буксира.
Что выражали его глаза в этот момент, понять было нельзя — они казались лишенными чувств и других каких-либо проявлений мыслительной деятельности и весьма навязчиво напоминали две прозрачные пластмассовые пуговицы. Однако дать себя размазать в повидло в мои планы совершенно не входило. Впрочем, быть изнасилованной ради нравственных страданий моего клиента — тоже.
Я вовсе не причисляла себя к недотрогам и не строила неприкосновенной святыни из собственного тела. Более того, мне частенько приходилось выступать в роли няньки разнервничавшегося клиента и оказываться с ним в постели. Но в данный момент случай был явно другим, а его паучьи прикосновения к груди и бедрам вспарывали мне душу хлестким, усаженным острыми шипами бичом.
Но мои руки были привязаны к подлокотникам и времени освободиться до того, как Утюг начнет претворять свои намерения в жизнь, не было. И я, продолжая сидеть, резко ударила его ногой в промежность. На этот раз Утюг подавился собственным хрипом, согнулся пополам и повалился на пол, где и остался лежать.
Итак, Утюг на ближайшую временную перспективу был нейтрализован. Однако второй человек — Бен с конопатым лицом — поднялся с кресла и двинулся ко мне. И хотя по всему было заметно, что он не боец, а что-то вроде мозгового центра среднего звена, но и мое положение не давало возможности проявить все свои выдающиеся борцовские качества.
Я попыталась встать, но совершенно при этом забыла о привязанном к моим предплечьям стуле. И выпрямиться моему мучительно затекшему телу он не позволил. Вместо лихого прыжка я предстала перед ухмыляющейся физиономией Бена в позе древней старушки-пенсионерки, страдающей радикулитом.
Он одарил меня снисходительной гримасой, а зрачки его глаз безжалостно сузились. На нем был пиджак песочно-горчичного цвета с пестрым галстуком, с претензией на моду и стиль. Однако от его вида любого нормального человека должно было мутить. Лицо Бена носило следы, характерные для тех особ, которые под влиянием безудержного разврата и гастрономического пресыщения становились такими же безжизненными и холодными, как у покойников в морге.
Сейчас он смотрел на меня так, будто заметил мерзкого паука или таракана, пришлепнуть которого не составит никакого труда. В ответ на его презрительный взгляд я превратилась в сплошной комок туго переплетенных нервов и мышц и, словно бык на тореадора, ринулась вперед, метя Бену в солнечное сплетение. Однако он быстро уловил мое намерение, и оба его сжатых кулака уже готовы были обрушиться на мою ничем не прикрытую шею.
1 2 3 4 5 6