— Пройдет. Неделя, другая — пройдет.
— Как мне теперь с такой рукой перед популяцией ходить? — возмущенно вопросил Гостемил. — Будто я уличный драчун какой, вроде тебя, будто у меня занятий нет поважнее и поэлегантнее. Скотина ты, Дир. И рука теперь болит. Пойду домой, подержу ее в холодной воде. Вечером я буду в Талом Кроге, приходите вместе с Хелье.
— Пойдем со мной.
— Нет. Ты ведь в рыбацком домике живешь?
— Да.
— Ужасная гадость. Пол грязный, один ховлебенк на всех…
— Не один, два…
— …потолок низкий, рыбой воняет, фу.
— У нас теперь корова есть, — сообщил Дир, рекламируя жилище.
— Медведя еще заведите. И двух ужей.
Рассерженный Гостемил, пожав плечами и поправив сленгкаппу, пошел к выходу из торга. Дир, проводив его взглядом, направился к Готскому Двору — покупать заказанную Хелье одежду. Нужно еще еды купить, вспомнил он.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. ЯРОСЛАВОВЫ МЕТАНИЯ
Из дому Ингегерд больше не выходила, разве что на прогулку в саду с Ярославом. Все решили, что опасность миновала и княгине лучше. Ярослав изнывал от непрерывных всплесков страсти, но держал себя в руках в присутствии жены. Супруги как и прежде обменивались диковатыми шутками, хихикали, ходили в обнимку, не обращая ни на кого внимания — когда были вместе.
— Знаешь, что? — спросил князь как-то утром, в опочивальне. — Давай бросим все это и уедем.
— Куда же мы уедем? — удивилась Ингегерд. — Разве что в Ладогу, но там погода всегда плохая.
— Вообще уедем. Я откажусь от власти, пусть правит Житник, раз ему так хочется. Уедем сначала к твоему отцу, а потом куда-нибудь… не знаю… в Рим. Там всегда тепло.
— Что же мы будем делать в Риме?
— Как что? Жить, детей растить, гулять под… как их… — он растопырил пальцы и помахал ладонью чуть выше лба, подняв глаза… — пиниями. А?
— Как-то глупо, — возразила Ингегерд. — Это раньше надо было думать. А теперь у меня вон какое пузо. И наследник будет. Чего ж наследника лишать того, что ему… как оно?… подготовлено?
— Обозначено.
Оба засмеялись.
— Я серьезно, — сказал Ярослав.
— И я тоже. Нет уж, давай останемся.
— Да тяжело же. Каждый день какая-нибудь гадость случается, конца края не углядеть.
— А в Риме будет лучше?
— В Риме мы не будем связаны обязательствами.
— Не думаю, что это понравится моему отцу, — заметила Ингегерд.
— Он очень разборчив.
— Да, ты заметил?
— Ага. Но дело, конечно же, не в том, что ему нравится, а что нет, а в том, что…
— …не даст денег, а своих у нас нету. Можно, конечно, собрать десятину с прилежащих селений и с нею уехать. Но это будет как-то…
— По-финикийски, — подсказала Ингегерд.
— Да.
Они опять захихикали.
В дверь постучали.
— Вот, пожалуйста, — сказал Ярослав. — Нет покоя людям. Ладно, пойду я по делам. Надеюсь, скоро вернусь. Из дому без меня не выходи. Буду я скорее всего в занималовке, если нужно что. Валко-поляк по моей просьбе остался на несколько дней. Послушаем его сегодня вечером?
— Я все еще плохо понимаю по-славянски, — сокрушенно призналась Ингегерд.
— Я переведу, если что непонятно.
Холоп сообщил, что Жискар вернулся, привез Явана, и оба ждут возле дверей занималовки. Накинув домашнюю сленгкаппу, Ярослав спустился вниз, кивнул фавориту и казначею, и вежливо попросил казначея подождать. Яван поклонился с достоинством, нисколько не обидевшись.
— Да. Говори, — сказал Ярослав, когда они с Жискаром вошли в занималовку.
Жискар, против обыкновения серьезный, прикрыл дверь. Ярослав сел на ховлебенк.
— Видел я Детина.
— В яме?
— Нет, его держат в каком-то сарае рядом с баней.
— Тебе не помешали его увидеть?
— Нет. Против всяких ожиданий — нет. Мы переговорили, он назвал мне своего доверенного. Оказалось — Бескан. Занимается ростовщичеством, в основном. Детин написал ему письмо с просьбой выделить мне из текущих средств восемь тысяч гривен, и с этим письмом я пошел к Бескану в Кулачный Конец.
— Хорошо. Дальше.
— Бескан, оказывается, успел переговорить со старшим сыном Детина. Тот в свою очередь успел продать Бескану все.
— Все? Что — все?
— Все, чем владел Детин. Товары, ладьи, договоры, владения, все обращено в золото. Сделку устроил некто Нещук. За что и получил свою долю.
— То есть, имущество обращено в золото. А где золото?
— То-то и оно, что — неизвестно. Сын Детина куда-то его спрятал.
— Откуда ты знаешь?
— Я у него побывал. В доме Детина. Приняли меня, надо сказать, очень холодно. Сын говорил сквозь зубы, сказал, что пока он исполняет временные обязанности владельца, или что-то в этом роде, он не обязан давать знать каждому встречному, где хранится его имущество. Так и сказал — мое имущество. Предполагаю, что даже если Детина оправдают, денег этих ему не видать никогда. Репутация его навсегда испорчена, и куда бы он не поехал, во всех славянских землях она, репутация, будет за ним следовать. Я решил рискнуть и предъявил сыну письмо. Сын рассмеялся мне в лицо.
— Да. Дальше.
— На обратном пути мы с Яваном видели несметное количество варангов, шествующее в направлении, которое определяется словами — куда глаза глядят. Кто-то уже уехал в Киев, кто-то подался во Псков, кто-то уплыл по Волхову в Ладогу, рассчитывая перебраться к шведам. В Новгороде варангов осталось человек двести.
Ярослав положил локти на стол и сжал голову ладонями. Молчал он долго.
— Что ж, — сказал он наконец. — Наверное, это справедливо. Иди снаряжай ладьи.
— Сколько?
— Десять. Вечером отчалим.
— В каком направлении?
— В шведском, в каком же еще. Но, снарядив ладьи, возвращайся сюда. Я переговорю с Яваном, а затем уеду с ним в Новгород. Перед отъездом из этих краев я хотел бы сделать по крайней мере одно доброе дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138