У многих в руках были сверды. Ликургус и десять присоединившихся к нему кососотенцев налетели на них вихрем. Срубленные головы, вывороченные внутренности, люди, расщепленные надвое — все это смешалось в голове Ярослава, перед глазами стоял туман, запах крови душил князя.
Шеренга, дойдя до конца княжеского комплекса, повернула назад и снова прошла волной до горящей Валхаллы, разделилась, обошла пожар, вновь соединилась у входа, и двинулась по полю обратно к лесу, добивая уцелевших. А отряд, занятый непосредственно Валхаллой, продолжал окружать ее по периметру, то накатываясь, то отступая, рубя выбегающих. Вскоре выбегающие кончились — огонь и дым сделали свое дело, и все, кто все еще находился в Валхалле, лежали там без сознания, и уже не метались в горящем хаосе, не кричали, не наталкивались друг на друга.
Несколько конников, чудом уцелевших и чудом успевших оседлать коней, попытались уйти по одиночке. Кососотенцы знали друг друга в лицо, но уходящим помогала ночь — узнать кого-нибудь в свете костров и пожара можно было не дальше двадцати шагов. Четверо уходили по направлению того места, откуда началась атака — и все четверо упали с коней, один за другим, сраженные стрелами Эржбеты. Еще несколько всадников в беспорядке скакали во весь опор, размахивая без толку свердами. Один из них наскочил на Ярослава и князь, которому методы Ликургуса были внове, принял удар сверда на обнаженный клинок. Лошадь убегающего взлетела на дыбы. Ярослав потащил уздечку влево, уклоняясь от следующего удара и рассчитывая воткнуть лезвие всаднику в бок, но удара не было. Подскочивший сзади на обезумевшем коне Ликургус размозжил беглецу голову ударом поммеля.
— Со мной, все время со мной, — хрипло сказал он.
Князь ужаснулся виду Ликургуса — налитым кровью глазам, жестокому, радостному оскалу, мокрым от пота рыжим волосам, рубахе, почти целиком забрызганной кровью, голосу, в котором не осталось ничего человеческого — звериный рык. Ужас неожиданно вернул князю самообладание.
— Туда, — Ликургус показал свердом.
«Там», под прикрытием горящей часовни, сумели собраться и построиться человек двадцать лучников и дюжина всадников, решивших не бежать, но дать отпор. Двадцать кососотенцев из шеренги отделились, к ним присоединились Ликургус и Ярослав. Лучники дали залп. Трое кососотенцев упали, под четвертым упала лошадь, которой стрела вошла в глаз. Остальных встретили конники с палицами — очевидно, жители какого-то дальнего захолустья.
Что такое палица против сверда, если держащий сверд умеет им владеть! Ни один из кососотенцев, встреченных конниками, не пострадал. Сопротивление было подавлено и уничтожено в считанные мгновения.
Глядя по сторонам — не шевелится ли кто поблизости, помимо кососотенцев — Ликургус заприметил ярославова коня с пустым седлом. Поискав еще глазами, он увидел князя, припавшего на одно колено. На Явана это, наверное, произвело бы впечатление. Ликургус же тронут не был совершенно. Коротко свистнув, он нехотя отдал приказ двум кососотенцам:
— Оказать.
— Что оказать? — спросили его.
— Знаки внимания, — сказал Ликургус и засмеялся хрипло.
Двое спешились и, взяв князя подмышки, подняли его на ноги. Князь сцепил зубы и замычал носом, подавляя стон. Не церемонясь, один из оказывающих знаки внимания нагнулся и выдернул стрелу, засевшую у князя под коленом. Второй, разорвав часть портов возле раны, быстро, хорошо тренированными движениями, перевязал князю ногу.
— Ты был ранен когда-нибудь? — спросил он.
— Был, — ответил Ярослав.
— Чем?
— Свердом.
— Глубоко?
— Да.
— Выживешь.
Еще не всех мятежников добили, еще тут и там шныряли кососотенцы, орудуя свердами, а уже спешились из них два отряда по десять человек и начали забрасывать на стоящие по полю повозки трупы и полутрупы, наваливали горой, и толкали повозки к Валхалле. Она горела очень ярко, вся. Подкатывая повозки ко входу, кососотенцы с разгону заталкивали их внутрь, в пламя, а когда это стало невозможно — просто к стене, и доталкивали шестами, тут же наспех сделанными из оглобли. Треск от огня стоял неимоверный.
Тем временем двадцать человек, патрулирующих хувудваги, приканчивали бегущих по ним — в любую сторону — и оттаскивали на обочину.
* * *
Житник, следовавший окружении дюжины конников к Верхним Соснам, почуял неладное за четыре аржи до места прибытия. Зарево, видимое так далеко, не могло быть просто светом от костров перед Валхаллой. Слишком ярко. Остановившись и остановив отряд, он велел одному из всадников ехать через лес напрямик и посмотреть что там. Всадник скрылся в лесу.
Прошло некоторое время и с боков раздался шорох.
— Тушите факелы, — запоздало сказал Житник.
Было поздно. Несколько всадников — половина эскорта — попадали с коней, сраженные стрелами.
— Вперед! — крикнул Житник, выхватывая сверд.
Конь полетел стрелой но, оглянувшись, Житник увидел, что только один всадник следует за ним. Сворачивая в лес, успел он заметить что и этот, последний, охранник упал, а конь его бежит налегке.
Житник летел, пригнув голову, опасаясь натянутой веревки — к узкой лесной тропе, о которой знали немногие. Преследование в темном лесу возможным не представлялось, да и шансы здесь, впотьмах, были бы равны.
Кто меня предал, думал он. Как? Когда? Что вообще происходит?
Будем рациональны и последовательны. Итак. Зарево и засада. По отдельности эти явления ровно ничего не означают. А вместе — очень многое. Устроившие засаду все как один стреляют так, что рядовой лучник позавидует, затоскует и упросит начальника отправить его обратно к хозяину на полевые работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138