- Ты чего, не с той ноги встал?
В ответ Каукалов пробурчал что-то невнятное, но когда подъехали к гаражу старика Арнаутова, оттаял и, загоняя "семерку" внутрь, похвалил машину:
- Нормальный агрегат!
- То, что доктор Коган прописал, - подхватил Аронов.
В следующий миг он неожиданно мучнисто забелел бледными осунувшимися щеками: на него накатила картина только что совершенного убийства. Ему пришлось какой-то черной, с облупленной краской железкой - деталью неведомого станка глушить владельца "семерки" - краснолицего, с покатыми толстыми щеками, плохо выбритого человека, одетого в старенький костюм и такую же старенькую рубаху-ковбойку.
Аронов бил его железкой в висок, отчетливо слышал, как под ударами с тупым хряском лопается кость, слышал также рвущееся дыхание водителя и не понимал, как можно после таких ударов ещё дышать, сипеть, выворачивать усталые красные глаза, чтобы увидеть лицо своего убийцы. Нет, все-таки человек - чрезвычайно живучее создание. Такая живучесть не укладывалась в голове Аронова, сам бы он скончался после одного слабенького удара... А этот все живет и живет!
Тело убитого водителя сбросили в Яузу, там же в Яузе с мылом вымыли руки, ополоснули лица.
- То, что доктор Коган прописал! - повторил Аронов, глядя в глаза старику Арнаутову.
- Насчет доктора Когана не знаю, но что это за машина - покажет матушка-жизнь, - пробурчал старик Арнаутов, заглядывая в салон. - Ладно, завтра вечером можете забирать машину, на прежнюю "семерку" она будет похожа не более, чем юный ангел на меня.
- А документы?
- Олечка Николаевна распорядилась и насчет документов, - сказал Арнаутов. - Получите все, весь пакет - и номера новые, и техпаспорт, и даже чек об оплате автомобиля, - все, словом...
- Вот это класс! - восхитился Аронов, но тут же осекся, придавленный тяжелым взглядом напарника.
- Ты выпить не хочешь? - спросил Каукалов у Ильи, когда они очутились вдвоем в черной московской ночи.
- Я "за", - ответил напарник.
Они добрались до центра, заглянули в какой-то шумный крохотный кабачок. К ним подскочил официант, с глазами врастопыр, наряженный в красную, с косым стоячим воротником, как у трактирного полового, рубаху.
- По двести граммов холодной водки в граненых стаканах, - Каукалов устало поднял указательный палец, - обязательно в граненых, как это делали когда-то наши деды.
- А в круглом, хрустальном, чешского изготовления, разве не годится? - Официант стремительно свел на переносице свои хитрющие глаза: он искал в этом заказе какой-то подвох, но не находил его.
- Не годится, - Каукалов повысил голос, - только в граненом стакане. Если у вас нет граненых стаканов, мы уйдем в другое место.
- В Греции все есть! - патетически провозгласил официант.
- И по соленому огурцу с куском черного хлеба, - увеличил заказ Каукалов.
- И огурчики тоже найдем. И хлеб найдем - черный, бородинский, посыпанный укропным семенем. В Греции есть все...
- Болтун! - осуждающе произнес Каукалов, когда официант, смешно подпрыгивая, унесся за занавеску, за которой находился "пищеблок". - Не люблю болтунов.
- Не нервничай! - посоветовал Аронов. - Нервные клетки не восстанавливаются.
Каукалов помолчал, повернул голову, увидел в углу двух смазливых проституток, по виду ещё школьниц, очень юных, с точеными ногами и нежным персиковым румянцем на щеках, не испорченных пока пудрой и прочей косметикой. Заметив, что Каукалов смотрит на них, проститутки дружно поднялись с дивана, но Каукалов с суровым видом отвернулся, и проститутки вновь сели.
- Знаешь, чего не хватает к твоему прикиду, который мы купили вчера? - Аронов пальцами отбил на высокой черной стойке лихой маршевый ритм.
- Чего?
- "Свотча" - ярких часов, от которых чумеет вся Европа. Надо обязательно купить "свотч". Самые модные - "Артист" и "Студио Аззурро".
- М-да, особенно в нашем деле, - не удержался Каукалов от подковырки, - чтобы по часам этим нас запомнили, потом нашли и ломом проломили головы.
- Есть другая модель - неяркие, но зато с четырьмя циферблатами сразу. Японские часы, называются "Джи-Шок". С таким наворотом, что проститутки при виде "Джи-Шока" отдаются без всяких денег. А, Жека?
Каукалов не ответил, он думал о том, как жить дальше, что будет с ним и с Илюшкой через месяц, через полгода, через год, сумеет ли он благополучно соскочить с крючка у Ольги Николаевны и нырнуть куда-нибудь в спасительную тень, залечь в глубоком месте, - мысли эти были мрачными, рождали внутри тяжесть, которая неприятным камнем оседала в животе, мешала дышать, даже думать, вот ведь как, - а ему хотелось разобраться в этих мыслях, увидеть впереди просвет, устремиться туда.
И Илюшку он втянул в это дело - тот поверил ему и пошел следом. А Каукалов повязал бывшего одноклассника по рукам и ногам кровью трех убийств, теперь не сможет уйти, если захочет. Слишком крепко повязан. Но Илюшка молодец, не куксится, не тяготится, наоборот, старается родить в себе что-нибудь веселое, легкое, пристает с этим к напарнику.
Водку Каукалов выпил молча, маленькими вкусными глоточками, от начала до конца, поставил стакан на стол и аккуратно подцепил тугой маринованный, - не соленый, как было заказано, огурчик.
Надо бы выговорить официанту за обман, но на это не было сил, и Каукалов промолчал. Аронов, подражая ему, также мелкими глотками опустошил стакан, поморщился от одуряющей горечи, покрутил головой, потом, засопев сердито, понюхал рукав. На глазах у него проступили слезы. Прежде, чем откусить от огурца, он вытер глаза и выдохнул из себя спертое, с мужицкой отрыжкой:
- Вот так пьют русские люди!
- Олечка Николаевна мне перо за вас в зад вставила, - пожаловался старик Арнаутов, когда Каукалов с Илюшкой приехали к нему за перекрашенной, переоформленной и вообще неузнаваемо изменившей свой вид "семеркой".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23