- Ни во что я не верю, кроме... - Евгений Николаевич глубоко затянулся папиросой и изучающе стал смотреть на приятеля. Выждав небольшую паузу, он с презрением бросил: - Да ты действительно Губошлеп. Совсем раскис.
- Детишек, Женя, жалко. Кормить их надобно...
- Вот-вот. А ты мало того что сам ни черта путного не делаешь, так и то, что дармовым путем нажил, пропиваешь тут же. Скажи спасибо Галине, жене своей, - кабы не она, сгинул бы ты уже вовсе. Как вы живете-то? Она все там же, в буфете на пристани работает?
- Ага, - с готовностью отозвался Константинов. - Уходил я от нее. Снова пришел.
Евгений Николаевич зло рассмеялся:
- Детишек... Себя тебе жалко.
- Не сердись, Женя. К черту все... Давай лучше я тебе песню спою. Только гитары, жаль, нет, единственной моей подружки настоящей... Константинов повернулся к Виталию: - В соседнем номере цыгане живут. Пойди попроси у них гитару. Они дадут...
Дверь открыл кучерявый цыган с большим животом, наполовину голый.
- Гитару? Соседи? А не брешешь? Тогда держи.
- Вот она, голубушка, - обрадовался Губошлеп. - Поди сюда. Спасибо, милый.
Он начал перебирать пальцами струны. Густые печальные звуки поплыли по комнате. Еще несколько вступительных аккордов - и забилась песня, словно обессилевшая птица.
Ты пришла, как фея в сказке старой.
И ушла, закутанная в дым...
Низко понурив голову, Губошлеп замолчал.
- Обидно, Женя, - через минуту тихо проговорил он. - Я очень любил первую жену. Черт меня дернул... Пил как все... Изменял, конечно. Но ведь детей у меня не было. Три года мы прожили с Людмилой. Потом эта Галка подвернулась. Родила двойню. Да у нее девочка от первого мужа. Трое на моей шее. Думаешь, легко? А душу облегчить не с кем. Эх!..
И он вдруг под резкие аккорды запел что-то разухабисто-веселое.
- Довольно, Григорий, - грубо остановил его Евгений Николаевич. - Ты окажи прямо: деньги тебе нужны? Вижу, сидишь на мели. А раз так, благодари бога, что меня встретил. Кое-какой товарец есть, нужно продать. Сам я этим делом заниматься не буду, некогда. Ты мне поможешь. - Он достал из-под кровати чемодан. - Племянник, закрой дверь на ключ. Нам свидетели не нужны. Вдруг зайдет кто.
Виталий словно во сне выполнил приказ. Щелкнули замки чемодана, и появились золотые подсвечники, за ними и другая церковная утварь.
- Узнаешь? - обратился к парню Евгений Николаевич. - Они самые...
- Так ведь это же... Выходит, что вы... А за что же тогда Генку?..
- Ну вот что! - почти шепотом проговорил "дядя". - Догадался и раньше, что ты меня считаешь грабителем. А это Генка обворовал, я у него только купил. Зачем ему, твоему Генке, побрякушки эти? Ему деньги нужны были. На свадьбу. Ведь он жениховался с девахой, как ее...
- Нина.
- Вот-вот. Свадьбу хотел играть, а денег нет. Такая, понимаешь, история получилась. Но это уже в прошлом. А сейчас смотри у меня, пригрозил он, - никому ни слова. Здесь нас сам дьявол не сыщет. Эта ярмарка для того и предназначена, чтобы...
Не договорив, Евгений Николаевич поставил подсвечники на стол, отошел на шаг и восхищенно зацокал языком:
- Какой товар, Гриша! Прелесть. Цены им нет. Музейная редкость. Ай-яй! Красотища, великолепие!
Глаза его жадно блестели, он весь преобразился. Разрумяненное лицо, влажные губы - все в нем дышало какой-то непонятной страстью.
Он поднял руки и сильно хлопнул ими себя по бедрам.
- Имею слабость, Григорий, грешен. Но эти сокровища разве не стоят того?
- Стоят, Женя, стоят! - горячо поддержал Губошлеп. Он судорожно схватил один подсвечник и стал пристально рассматривать.
- Не бойся, не подделка, - успокоил "дядя", наливая в рюмки вино. Вот за такую красоту и выпить можно с наслаждением. Только не продешеви. А скроешься - под землей найду, ты меня знаешь...
Они выпили. Хозяин чемодана еще больше оживился. Словно какая-то сила взбодрила его. Он обнял пьяного Константинова за плечи и, горячо дыша ему в лицо, страстно заговорил:
- Верить можно только вот в это! - Он кивнул на церковную утварь, золотым огнем переливающуюся в свете тусклой лампы. - И больше ни во что! Люди тысячелетиями из-за золота грызли друг другу глотки, шли на смерть, совершали немыслимейшие по своей дерзости и риску поступки. Все летит в этом мире вверх тормашками, одни идеи побивают другие, но они все, идеи, призрачны, эфемерны. В них можно слепо верить, но только до поры. А вот это - он высоко, как факел, поднял над головой подсвечник, - вечно! В этом - истинный смысл. И ничто, никакие силы не способны заставить человека, и меня в том числе, отказаться от величайшего соблазна обладания такими богатствами.
Он встал и возбужденно заходил по комнате.
- Впрочем, Григорий, тебе, я вижу, всего этого не понять. Ты ползаешь по земле, как червяк, и надеешься таким образом обрести счастье. Увы, дорогой... А мне наплевать на то, что там еще придумали передовые умы. Пусть возятся, копошатся. Мой внутренний голос говорит мне - делай так, и я его слушаю. Человек не должен быть палачом своих желаний. Разумеется, в пределах разумного...
Резкий стук в дверь прервал его пламенную тираду. Евгений Николаевич встрепенулся и тут же вновь стал прежним: ушел в себя, помрачнел, насторожился. Стук повторился. Ловким движением он сорвал со стола подсвечники и сунул их под крышку чемодана.
- Открывай!
В дверях стоял Гущин.
- Я из уголовного розыска, - спокойно представился он. - Вы, Константинов, пройдете со мной, а вас прошу предъявить документы.
Ни один мускул не дрогнул на лице Евгения Николаевича. Только чуть заметно заходили желваки. Ничем иным не выдавая внутреннего напряжения, он достал из бокового кармана пиджака паспорт:
- Прошу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30