Тебе что, медом здесь намазано? А ну шагай, коли говорят. Не то опять за решетку посажу.
- Подсвечники то есть, из церкви, - пытался объяснить парень. - Цыган у моего дяди купил.
- Купил, ну и что? - Это уже спрашивал Гряднов, спускавшийся по лестнице вниз. - Иди, Григорий Петрович, там опять тебя к телефону. Мы здесь разберемся... Так какие такие подсвечники?..
Узнав о краже церковных драгоценностей, Гряднов оживился. Он усадил Виталия на скамью у окна и, стараясь успокоить его, попросил рассказать все по порядку, не торопясь. Тот выложил что знал.
- А Генку милиция забрала... Выходит, ни за что ни про что. Нужно его выручить... - закончил Виталий.
- Когда это было?
- Дней пять назад.
- Странно. Почему-то нигде в документах этот случай не фигурирует. Мы вот что с тобой сейчас сделаем. Я попрошу лошадь, и поедем искать эти самые подсвечники. История сомнительная, но проверить надо...
- А как же Генка?
- Успеет твой Генка, никуда не денется, подождет.
Гряднов зашел к Себекину и вскоре вернулся, на ходу застегивая китель.
- Сейчас подвода придет. Если цыган тебе не наврал - быть интересному делу. Жаль, его уже в губернский суд отправили. Но мы и вдвоем справимся. А? Как считаешь?
Парень неопределенно пожал плечами. А вдруг цыган действительно обманул? Да нет, не мог он все это выдумать, откуда бы он про подсвечники догадался... Ведь Виталик видел их в чемодане Евгения Николаевича.
Через мост, низко провисавший над самой водой между частыми деревянными понтонами, лошадь вывезла их на дорогу, которая шла вдоль главных причалов Нижнего - сюда пришвартовывались крупные пассажирские и грузовые суда. Здесь возвышалось здание речного вокзала, по бокам которого слегка покачивались на воде дебаркадеры. Пароходы попыхивали паром. Одни медленно отходили, вспенивая волжскую рябоватую гладь, другие в ожидании места стопорили ход и, медленно загребая упругими лопастями, подходили к причалам. Стоянок на всех не хватало, поэтому пароходы грудились у некоторых дебаркадеров, состыкованные боками по два, а то и по три в ряд.
С Волги дул свежий ветер, пахнущий рыбой и мокрыми канатами. Возница - мужичок неопределенных лет, низкорослый, с бельмом на левом глазу, весь какой-то серый, начиная от затасканной, застиранной немудреной одежонки и кончая мучнистого цвета морщинистым лицом и реденькими пепельными волосами, - оказался бойким на язык. Как и все волжане, он сильно упирал на "о", но у него это "оканье" получалось уж очень сочным. Дорога на Котово, по его собственному выражению, была для него известней известного, лощина Зеленая Щель - тоже.
- Часа два прокондыбаем, - сказал он. - Сейчас по Похвалинскому съезду наверх подымемся, деревню Печоры проедем, справа Лапшиха останется, а там уж и недалеко. Но, мосластая, поспешай! Сколько времени-то?
- Девятый час, - ответил Гряднов, посмотрев на часы. - Темно уже будет, когда доберемся.
- А вы по какой надобности туда прокатиться вздумали?
- Клад ищем.
- Ну-ну. Слыхал я, что среди людей есть немало таких искателей. До сих пор ищут. Все штаны пообтрепаны. Умные мужики говорят, что это вроде болезни. Как человек себе чего втемяшит в голову, так пиши пропало. Каких только чудес не бывает на свете! То тебе революция, то бандитизм, то пожар, то голод, то ярмарка, то клад... А мне, честно скажу, все нипочем: погоняю свою кобылу уж и не знаю сколько лет, счет потерял, и все вроде на моих глазах проходит, а на деле все мимо, как вода за бортом. Чудно...
Он тряхнул вожжами и покосился на Гряднова, сидевшего к нему боком.
- Чего это у тебя из-под кителя выпирает? - и ткнул кнутовищем в его поясницу. - Пушка, что ли? Из милиции, значит. Без пушки вашему брату нельзя. Сейчас, правда, потише стало. А то, бывалыча, одни бандитские сюрпризы. В прошлом годе двоих судили. Их так и звали в народе братья-разбойники. Как раз в мае один наш мужик корову себе по деревням разыскивал, купить хотел. И вот между деревней Волчихой и Арзамасом к нему подошли двое неизвестных, приставили к голове пушки, тот и выложил все деньги. Правда, они его пожалели, три рубля оставили. А вскорости их поймали - и в изолятор, а они ночью - деру. Через четыре дня снова грабеж. Недалеко от села Селибобы ехали, как мы сейчас с вами, трое, среди них один был монах. И вез он с собой тысячу. Бандиты взяли лошадь под уздцы, свернули с дороги, тысячу отобрали и в лес ушли. После их уже поймали окончательно. Народу на суде было - тьма. Требовали расстрела. А губсуд решил - десять лет строгой изоляции. Но, бедолага, пошевеливайся! Может, и правильно, а может, и нет, кто знает...
Виталий слушал рассказ возницы, время от времени поеживаясь от наступающей вечерней прохлады. Он сидел рядом с Грядновым и смотрел на пыльный тракт. Колеса, обитые железными обручами, издавали нескончаемый скрип, подпрыгивая на больших и малых ухабах и сотрясая старую и такую же серую, как и ее хозяин, телегу.
Дорога шла по берегу, по самой его крутизне, но реки не было видно из-за плотной стены деревьев, лишь нетерпеливые гудки пароходов, изредка доносившиеся снизу, да порывы влажного ветра убеждали в ее близости.
Далеко, к самому горизонту, где багровым пламенем алела узкая полоса заката, уходили иссиня-зеленые заливные луга.
- Видно, мать-то тебя совсем заждалась, - услышал Виталлий голос Гряднова. - Да ты озяб вконец. А ну пробегись. Давай вместе, что-то ноги затекли. - И Гряднов легким толчком спихнул попутчика.
Лошадь сразу пошла веселее, а они вдвоем какое-то время стояли на месте, разминая затекшие ноги и спину.
- Как твоего дядюшки фамилия-то? - спросил московский розыскник, срывая высокий стебель ковыля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30