Паровозы изобретает.
- Правда? Это, наверное, так интересно. Кругом техника. Подумать только: в небе аэропланы как живые летают. Что же вы водку отставляете? Может, брезгуете нашим угощением? Лучшего не имеем. Время, сами видите, какое...
- Иди, дорогая, к стойке, вон какая-то парочка тебя дожидается, опять остановил ее муж. - Мы уж здесь сами как-нибудь договоримся.
- Да вы не беспокойтесь, я, собственно, по этому делу не мастак, сказал Гущин. - А потом - служба. У нас в этом смысле очень строго.
- Вот-вот, - повеселел Губошлеп. - Паровозы, они ведь тоже смотрят, кто с ними работает. Ежели пьяный - сразу на дыбы и в депо...
- А ну тебя! - махнула на него рукой Галина, вставая. - Все бы шутки шутил. А то, что серьезный человек по-серьезному к жизни относится, это тебе не нравится. Иду, иду, - крикнула она нетерпеливым посетителям и поспешила занять свое место в буфете.
Мухи кружились над столом. Сквозь грязное окно, отражаясь в застекленной веранде, пробивались лучи заходящего солнца.
- А люди, между прочим, как эти мухи, - заявил Константинов. - Злые и жадные. И только мешают друг другу. - Он с небрежным раздражением бросил на скатерть вилку, подпер кулаком голову и тупо уставился на Гущина. Тоска меня в последнее время разъедает, прямо как ржавчина. Места себе не нахожу. От этого и экспериментирую по части определения пределов человеческой жадности. Ты вот как считаешь, чем можно жадность побороть? Она ведь как пот, чуть что - и наружу. А от нее, между прочим, все наши беды, все муки. Только одни жадность силой называют, другие - умением жить, третьи - еще лучше придумали - тягой к знаниям. Блеф это! Все идет у человека от жадности. И видимо, никаким железом из него не выжечь этого. Только я одного никак не пойму: на что большевики надеются, когда агитируют население за новую жизнь? Вообще-то тут расчет есть. Каждому интересно честным побыть, заманчиво на вкус попробовать благородства. Потому как каждый знает, что в нем свинского больше, чем всего прочего, во сто крат. А вдруг и впрямь у него что-то прорежется, ангельские крылышки прорастут. Да чепуха все это на постном масле... Давай выпьем.
- Нет! - резко ответил милиционер. Он отстранился от стола, облокотился на спинку стула и стал медленно покачиваться. - Тебе все чепуха! И этой чепухой ты свою, как сам говоришь, поросячью жизнь прикрываешь. Я тебя насквозь вижу.
- Ну и что, прогнил - дальше некуда? Брешешь. Мы с тобой ничем не различаемся. Внутренности у всех одинаковые.
- Правильно. А мозги разные.
- Почему же они разные? Извилины у всех тоже одинаковые. Только у меня в одну сторону, а у тебя - в другую. Ты какого хрена в милицию работать пошел? Наверно, не от хорошей жизни. Тоже небось потеешь...
- По роже твоей двинуть охота, - сказал Гущин. - Да придется потерпеть малость.
- Вот-вот, потерпи, еще появится у тебя этот зуб. Только бы по роже и давал. А я, может, враскорячку хожу. Одной ногой с этими, - Константинов махнул в сторону, - а другой с вами. В комсомоле ведь состоял. Исключили. Правду искал...
- Нашел?
- Кого?
- Правду.
- Как видишь. Сижу вот с тобой здесь наполовину арестованный и смотрю сквозь этот стакан, как она, правда, мне ухмыляется. Эх!.. Где моя гитара? Душа песни просит.
Он сходил в закуток, отгороженный большой серой холстиной, и тут же вышел, взволнованно-бледный, с гитарой, подчеркнуто нежно обнимая ее. Тронул струны и запел:
Всюду на земле свои законы.
Всюду правда-матушка своя.
Ну а мне б смотреть в лицо иконы,
Где сияет мордочка твоя.
- Ого, Губошлеп концерт дает! Почем входные билетики?
К ним за столик подсаживались двое: один в ярко-красной рубахе и широченных шароварах, заправленных в оборванные брезентовые сапоги, другой в выцветшей тельняшке поверх заплатанных галифе английского сукна и босиком.
- Угощайтесь, ребята! Вопрос к вам имеется. - Гитарист подставил им стаканы с выпивкой. - Вы пока, значит, посуду очищайте, а я песню закончу. Только, чур, не чавкать на весь салон. Это к тебе относится, рыжий. - Он строго посмотрел на парня в тельняшке. - А этого я что-то не припомню. Но все равно пей, мало будет - еще нальем.
В жизни может всякое случиться.
Это очень мутная река.
Ты одна, небесная жар-птица,
Озаряешь сердце мне пока!
- Это кто же жар-птица? - блаженно улыбаясь, спросил парень в красной рубахе, держа в вытянутой руке стакан. - Водка, что ли? Правильно поешь, жар от нее бывает очень большой, и она единственная сердце согревает. Меня Ваней зовут, будем здоровы! - И он, словно в воронку, вылил жидкость в запрокинутый рот, не сделав при этом ни одного глотательного движения. Готово! - бодро сообщил он компании и полез за закуской. В это время к ним опять подошла Галина.
- А где же третьего потеряли? - зло спросила она, собирая со стола грязную посуду.
- Спит под кустиком на речке, - сообщил Иван, улыбаясь буфетчице. Может, и мы с тобой туда отправимся?
- Убери руки, рвань босяцкая! - буфетчица сильно толкнула парня в плечо. Тот зашатался на стуле, но не упал.
- Время к вечеру идет, придется фонари кой-кому навесить. Константинов обиженно-пьяным взглядом сверкнул в сторону Ивана.
- Это он шутит, хлопцы, - стал унимать назревающий скандал рыжий. Ты что же, Ванек, на чужую бабу рукава засучиваешь, ежели вот этот, - он указал на Константинова, - ейный муж.
- Сказать надо было. А так мне все едино, потому как до женского полу я очень неравнодушный... - оправдывался тот. - Извини, друг. Она у тебя со всеми прелестями, женщина что надо...
- Ладно, чего там, - вставил Гущин. - Лучше давайте о другом. Григорий Петрович, неудобно получается. Ты бы познакомил меня со своими приятелями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30