В сумке?
- В сумке.
Она вытащила магнитофон, положила его рядом с собой и включила.
Из динамика вырвалось стремительное аллегро из "Опасной игры" Алексея Козлова. От форсированного звука электросаксофона отдавало металлом. Он резал слух и был в явном разладе с разлитым в воздухе покоем.
Наконец музыка оборвалась. Раздался щелчок и сразу за ним голос Кузнецова:
"Посмотри, я правильно поставил на паузу?"
Остальное было мне известно. Я слушал вполуха, попутно вспоминая четыре пункта, которые вывел ночью, сидя в беседке.
Пункт первый: Кузнецов встречался с барменом 13 сентября.
Пункт второй: Он пытался взять в долг деньги.
Пункт третий: Бармен имеет кличку Виски и не любит, когда его так называют.
Пункт четвертый: Виски склонял Сергея принять предложение Стаса.
К ним стоило добавить пятый и, может быть, наиболее существенный: Кузнецов просил одолжить ему деньги не тринадцатого, а раньше тринадцатого он только напомнил о своей просьбе: "Ты не забыл, о чем мы говорили?"
Коли так, выходит, Витек мог быть не первым и уж наверняка не последним, к кому Сергей обращался с подобной просьбой. Причем обращался к самым близким друзьям и тем, кому мог откровенно, без утайки, рассказать о долге, и о Стасе, и о плане, в котором ему предназначалась роль козла отпущения.
Пойдем дальше.
До тринадцатого нужной суммы у него не было. Это точно. Но оставалось еще целых два дня. Получается, что в эти-то два дня он и встретился с человеком, которому поведал о двери с английским замком, которого просил занять деньги и который...
Я пропустил момент, когда закончилась запись.
Из магнитофона неслись скрежещущие модуляции синтезатора. Я выключил его и, не вытаскивая кассеты, спрятал в сумку.
Нина сидела, опустив голову. Ее лицо прикрывали мокрые, непросохшие пряди волос.
- Сергей погиб из-за этого? - спросила она тихо.
- Из-за этого тоже.
- С кем он говорил?
- С барменом из "Страуса", с тем, что приносил с собой спиртное, помнишь?
Она не ответила.
- Я не знала, что у него был долг.
Со стороны гор пахнуло ветерком, и стало слышно, как в отдалении шумят сосны.
Я застегнул рубашку.
- Давай собираться. Уже поздно.
Мы молча оделись и пошли к шоссе.
По дороге впечатление от прослушанной записи немного улеглось, и Нина ответила на мои вопросы. Она повторила, что сегодня впервые узнала о долге, что своих друзей Сергей принимал, как правило, не дома, а в пристройке, что там они вели свои разговоры и там скорее всего и была сделана запись, которую я ей дал прослушать.
- Он продавал что-нибудь из своих вещей в последнее время?
- Насколько я знаю - нет.
- Не заводил разговора о деньгах?
- Нет. Мы вообще мало говорили. Это был полный разрыв, - сказала она. - Жили практически порознь: он в одной комнате, я в другой. Я готовила на двоих, оставляла ему еду, но мы почти не общались.
- Это его устраивало?
- Мы договорились, что я поживу до зимы. К Новому году мне обещали комнату в общежитии. Он это знал.
- Скажи, кто мог занять ему крупную сумму денег?
- Никто, - твердо сказала Нина.
- А у кого он мог просить взаймы?
- Мне, кажется, у любого. - Она подумала и уточнила: - Но, конечно, не такую большую сумму.
- А какую?
- Не знаю. У сослуживцев вряд ли. Может, у своих друзей? У того, толстого, или у Тофика. Но я уверена, что таких денег ему бы никто не дал.
- Почему?
- Ему нечем было возвращать, они это знали. А в лотерейный выигрыш верил только он один.
- Но сам-то он мог надеяться, что ему дадут в долг?
- Это на него похоже...
* * *
До центра мы добрались на попутной. Водитель не возражал подбросить нас до самого дома, но я попросил остановить на привокзальной площади: вспомнил, что мне не во что переодеться. Костюм и приличная пара обуви лежали в камере хранения.
Там, как назло, толпилась очередь, и мы потеряли минут пятнадцать. Потом еще десять, пока ловили машину. К дому подъехали под сигналы точного времени.
- Ничего, попадем на второе отделение, - сказал я, расплачиваясь с водителем.
20.00. Вернулись на Приморскую.
Улица к этому времени обезлюдела. Те, кому повезло с билетами, сидели сейчас в концертном зале, остальные смотрели фестиваль по телевидению. Из окон гостиницы доносились фанфары, возвещавшие о начале песенного марафона.
Пока мы приводили себя в порядок, телевизор прогрелся, и на экране возникла сцена с двумя ведущими. Шло представление гостей и участников фестиваля.
Нина надела длинное вечернее платье, сделала прическу.
Я тоже переоделся - облачился в костюм, повязал галстук, навел глянец на туфли, хотя мама всю жизнь учила меня делать это в обратном порядке.
В восемь сорок мы вышли из дома.
Нина сунула было ключ под коврик, но передумала и положила в сумочку. Оставлять его было не для кого.
Концертный зал "Юбилейный" находился слишком близко, чтобы пользоваться городским транспортом, но мы уже опоздали и решили срезать путь. Спустились до середины лестницы, что брала начало у "Лотоса", и свернули в боковую аллею, ведущую вдоль набережной. Однако там оказалось перекопано - прокладывали кабель, - и пришлось возвращаться.
"Плохая примета", - подумал я, поднимаясь обратно к гостинице.
Здесь было все так же пустынно. Швейцар покинул свой пост и украдкой потягивал пепси на террасе кафе. В глубине вестибюля светились телевизионные экраны.
Когда мы проходили мимо телефонной будки, у меня зачесались руки страшно хотелось позвонить своим, посоветоваться, поделиться последними новостями, но это было запрещено. До конца моей изоляции оставалось три с половиной часа.
Вскоре мы вышли на широкую площадь, посреди которой, топорщась зубчатой кровлей, высилась бетонная громада "Юбилейного" - самого большого в городе концертного зала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83