..
Так он шагал, стараясь не думать о мертвой вогулке, ноги которой волоклись по глине, цепляясь за камни и раскиданные кости. Шерстяную "менингитку" Козулин натянул ниже ушей, чтобы не так чувствовалось прикосновение твердой, как деревяшка, головы. Он дошел до колодца, где брезжил падавший сверху дневной свет. Здесь коптил свечной огарок с накренившимся фитилем. Славка стал подыматься к лесенке, оскальзываясь на прелых слежавшихся листьях. Он уже порядочно намаялся, подустал и решил наконец свалить неудобный груз.
Сперва он не мог сообразить, почему не в состоянии сбросить с плеч костлявые руки. Перехватил поудобнее фонарь, подсветил и закричал срывающимся, неожиданно визгливым голосом:
- Сашка! Помоги!
Он побрел вверх по листвяно-земляной куче, шатаясь, пытаясь разомкнуть железные удушающие объятия мертвеца. Но тонкие твердые предплечья не подавались, все плотнее входя ему под челюсть, сдавливая горло. Петля страховочной веревки свисала рядом с лестницей, надо было только добраться до нее, а там Сашка спасет, вытащит из этого кошмара. Козулин попытался ухватиться рукой, но подвернулась ступня, его повело вниз по рыхлому склону, разворачивая боком, и в петлю попала голова мумии.
- Сашка! - истошно завыл он. - Тащи, Сашка!
Они покатились в грот, веревка резко натянулась, выворотив голову мертвеца вбок. В то же мгновение Славка сквозь дикую боль в горле почувствовал, как хрустнул кадык.
- Я не хочу! - отчаянно выкрикнул он из последних сил. Но ему это только показалось - на самом деле заклокотала в раздавленном горле кровь, выплеснулась изо рта и ноздрей горячей алой пеной...
* * *
Холодная морось перешла в частое накрапывание, а потом в мелкий противный дождь, похоже, зарядивший надолго. Сашка Елькин сбегал в сторону палаток, приволок ранее замеченный широкий кусок полиэтилена, сел на рюкзаки, накрылся пленкой и заскучал. Он мог подолгу валять дурака, заниматься ерундой, чирикать с девчонками и творить массу иных бесполезных дел, но просто быть один на один с самим собой и своими мыслями не умел. Вот прихватили бы магнитофон или приемник, включил бы музыку и слушал. А так?.. Поэтому он курил. Не спеша, пуская колечки и струйки дыма, следя, как они смешиваются под пленочным куполом в синий клубящийся туманец. Изредка поглядывал на часы и удивлялся, что минутная стрелка прошла всего ничего, а он уж истомился, словно сидит, закутанный в мокрую пленку, уже полдня.
Сашка высунул из-под захрустевшего покрывала загорелое квадратное лицо. Дождевые капли побежали по лбу и щекам, как по лопате. С отвращением оглядел ближние кусты, бурые скорченные папоротники, осклизлые валежины. Внезапно заныло, засосало в животе, наверное, следовало пожевать чего-нибудь, лучше сладкого. Но это не было голодом, потому что захолодило промеж лопаток, стало знобить. Передернув плечами, поежившись, встал и осмотрелся. Тревожное чувство близкой опасности нарастало. Ему показалось, что кто-то глядит в спину - пристально и зло. Резко обернулся - никого; все те же мокрые голые ветки, туманное сеево, заполняющее пространство. Мучительное ощущение нарастало, и вдруг сделалось слышно, как часто и звонко забилось сердце, накачивая кровью отяжелевшие ноги и руки, так что закололо в кончиках пальцев.
Поспешно, путаясь в ремнях и завязках, он распечатал рюкзак, вытащил топорик. Теперь, вооружась, почувствовал себя уверенней, и сердце сразу утихомирилось.
Теперь злило, что Славка надолго застрял под землей. Для облегчения страха Сашка срубил ближнюю березку и принялся сосредоточенно очищать от веток, остругивая лезвием топора, превращая в удобную дубинку. Изредка поглядывал по сторонам и на шахту пещерного входа. Ему чудилось, будто некто невидимый, скрывающийся, снова смотрит в спину, но пойти в кусты, поглядеть - Сашка так и не решился, убеждая себя, что это просто пригрезилось от холода, одиночества и тоскливой местности.
Славкин крик донесся слабым, размазанным о стенки колодца неразборчивым эхом. Капроновая страховка, частично выбранная, лежала на скользком бревне. Елькин врубил фонарь, посветил вдоль веревки, прислушался, сам крикнул: "Эй!"
Ему показалось - на дне что-то шевелится. Потом рывок снизу сдернул в колодец запас веревки, она натянулась так, что скрипнул узел на бревне. Донесся явственный крик:
- Сашка, тащи, Сашка!
Елькин, раскорячась на бревенчатом мостике, кряхтя, дотянулся до веревки. Она не подавалась, и, несколько раз нетерпеливо дернув, Сашка рявкнул в стылую пустоту:
- Ну, скоро там?
Козулин что-то волынил, веревка оставалась натянутой, и Сашка снова крикнул, как в глухую трубу:
- Что нашел? Вылезай давай!
Но напарник молчал, и, немного обождав, Сашка потянул веревку на себя. Та стала подаваться.
- Эй! - загорланил Сашка. - Давай шустрей в натуре! Чего молчишь? Ответа опять не последовало, и он вполголоса бросил: - У, козел...
Веревка вдруг ослабла. Елькин ещё несколько раз крикнул, но приятель внизу молчал. Упершись ногами в бревно, Сашка сел у кромки провала и принялся потихоньку выбирать веревку.
Тонкое поскрипывание отягощаемых ступенек оповестило о приближении Славки. Следовало помочь ему выбраться на мостки и переползти на твердую землю. Елькин запутался в полиэтилене, а когда освободился, стал коленом на бревно, наклонился, готовый подать руку...
Он ещё машинально подтягивал веревку, хотя в пустой груди уже лопнула какая-то нить и горячая волна побежала в самый низ живота и дальше в ноги. Из сумрака пещеры медленно поднимался коричневый череп, желтозубый, с проваленными сухими хрящами на месте носа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11