Пропустив вперед какую-то старушку, за ним последовал практикант. Метрах в трех сзади держался Емелин.
- Пошел, - сказал Зенич, осторожно открывая дверку.
- Я его вижу, - спокойно сказал Гуляев. - Я вас понимаю, но подождите, пока подойдут вагончики. Отсюда вы его лучше видите, а он вас не видит. Он в клетке. Он никуда не денется.
Подъехали вагончики. Дежурная открыла дверь на поле.
Емелин вышел перед Цыриным, замедлил шаг, преграждая ему путь к вагончикам. Когда же "пограничник" попытался его обойти, сзади вынырнул практикант и подхватил под руку, а лейтенант под другую и неторопливо повели в темноту. Сзади шел Гетьман. Никто ничего не заметил, не оглянулся даже - Зенич все хорошо видел. "Неплохая работа, - отметил он, - на четверку. Но учтите условия".
Капитан дождался, когда Цырина подвели к машине, и только тогда тяжело спрыгнул на бетон и очутился с ним лицом к лицу. Он хотел спокойно рассмотреть его, но спокойно не получалось. Цырин стоял перед ним, растерянный и бледный, почти мальчик с виду, и в правой руке у него был маленький коричневый чемодан.
- Наденьте ему наручники, - сказал Зенич практиканту. - Посадите в кузов.
"Вот и встретились, - подумал капитан. - А надо держать себя в руках. Я еще, чего доброго, врежу ему разок, а потом мне за это врежут. Вот он стоит, беспомощный такой, и видит меня впервые. А я его перед собой вижу долго. Целый день.
Он свое получит. Он получит все сполна. Но он получит все по закону. А я не могу ему врезать. Я его нашел и даже не могу ему врезать. Но за то, что я нашел его на день позже, врезать надо мне. Где-то мы упускаем. Что-то очень важное.
И расплачиваемся за это. Всеобщая любовь - что может быть лучше? Но прежде чем возводить её в ранг государственного устройства, надо точно знать, не найдется ли среди "любящих"
некто способный проломить тебе череп маленькой заводной ручкой на тридцать восьмом километре Окружного шоссе".
- Товарищ капитан, здесь деньги, - закричал практикант.
Голос его вывел капитана из оцепенения. Все закончилось, но не было радости, и Зенич, как всегда в подобных случаях, спрашивал себя: "Почему? Это потому, что все кончилось очень быстро и я устал, - решил он. - Ничего не кончилось, - сказал он себе. - Держись крепче. Ничего ещё не кончилось".
- Товарищ капитан! - снова позвал практикант.
Зенич подошел. Практикант с Гетьманом и Емелиным рассматривали содержимое чемодана. Гуляев по-прежнему сидел в кабине.
- Закройте чемодан и поставьте в машину, - сказал капитан строго.
Практикант поспешил выполнить приказание.
"Странно, - подумал Зенич, - целый день вместе, а я даже не знаю, кто он. Он старался, а я даже не знаю, как его зовут. Но зато я знаю все о том, кто сидит в кузове в наручниках. Все хорошо. Все так и должно быть".
- Как ваша фамилия? - спросил он у практиканта.
- Моя? - удивился тот.
- Ваша, ваша.
- Городенко.
- А звать?
- Володей.
- Тезки, значит. Ну, а отчество?
Практикант смутился.
- Не тяну я ещё на отчество, - сказал он.
- Тянете, - заверил его капитан. - Еще как тянете!
- Владимир Николаевич.
- Полные тезки. Молодец, полный тезка! Поехали, - сказал Зенич всем.
- Вы про новосибирский спрашивали, - подал голос Гуляев. - Вон он садится.
Капитан посмотрел на полосу. С такого расстояния все выглядело игрушечным. И намеченный прожекторами штрих полосы, и самолетик на дальнем её конце. Увеличиваясь в размерах, самолетик бежал по полосе. Вот он достиг ближнего конца полосы, и прожектора, погаснув, включили ночь. Оборвался пронзительный рев - замолчали двигатели.
- Двенадцать лет я тут работаю, а в Новосибирске не был, - сказал Гетьман - Ребята все приглашают, слетай, говорят. Да некогда. Хороший город Новосибирск?
- Хороший, - сказал Зенич. - Говорят, что хороший.
ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ НОЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ НОЛЬ ЧАСОВ
СЕМНАДЦАТЬ МИНУТ
В управлении капитана дожидался следователь Марущенко.
- Поздравляю, - сказал следователь.
Больше он ничего не сказал, и Зенич был благодарен ему за это.
- Извините, товарищ Марущенко, - на всякий случай сказал он. - Все дела завтра.
- Да, конечно, - поспешно согласился следователь.
Спускаясь, капитан чувствовал его взгляд. Он подумал
почему-то, что работать с ним будет легко. И ещё он вдруг понял, что его собственная работа по делу кончилась.
"Порядок, - сказал он себе. И тут же оборвал себя: - Порядок? Что такое, в сущности, Окружное шоссе? - спросил он себя. - Это когда идешь все время прямо и рано или поздно приходишь на место, откуда начал. Никогда все не будет в порядке. Мир ещё далек от совершенства. Что-нибудь обязательно будет не в порядке, как ни старайся.
Это плохая философия, - сказал он себе. - Если где-то непорядок, значит, ты плохо старался. Конечно, ещё кто-то старался плохо, но тебя в первую очередь должно беспокоить собственное старание. А других - их собственное. Если каждый будет стараться и при этом думать, что сделал меньше, чем мог бы, будет порядок. Мы часто думаем о других, что они в чем-то не дотягивают, хотя могли бы. В первую очередь мы должны думать так о себе.
Мы финишировали на сегодня. Теперь то, как мы шли на каждом километре, будет интересовать только нас самих.
И только мы сами знаем, что главное - эти километры. Когда не знаешь, где финиш, каждый километр нужно проходить, как последний, и, кажется, нам это удавалось сегодня".
Он вышел на улицу и остановился у входа в управление.
Непривычно пустая лежала перед ним улица, храня в неоновых лужах следы недавнего дождя. Людей на улице не было и машин, а из-за угла бесшумно выехал троллейбус, почти пустой.
"Тяжелый день, - сказал себе капитан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34