Ему тридцати не было. Работал шофером междугородного автобуса, часто бывал в столь чтимом вами Южном, а свободное время посвящал довольно своеобразным наклонностям.
Вул принимал игру.
- Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне, - сказал он. - Но, чтобы поддержать разговор, могу поинтересоваться, чем он занимался.
"Отлично, - подумал полковник. - У тебя ведь одна цель - выбраться из дела с наименьшими потерями. Откровенность в твоем положении имеет смысл в определенное время, и, когда ты поймешь, что такое время настало, ты отыграешь.
Я проинформирую тебя сейчас, а потом дам возможность разобраться. У нас совершенно нет времени, но ты будешь считать, что у нас его вагон, а у тебя нет. Ты заспешишь, иначе я плохо изучил вашего брата за тридцать лет".
- Представьте, коллекционированием денежных знаков различного достоинства.
- На сберкнижке, что ли? - тупо спросил Вул.
- В тайнике. Размеры собрания, несовместимые с возможностями коллекционера, не позволяли ему афишировать свое хобби. Заранее предвижу ваше удивление - деньги из тех, которые конкуренты перехватили у вас пятнадцатого. Ровно половина суммы. Каково?
- Все наше счастье - ваше. Вернее, ихнее, - спокойно констатировал Вул. А где ж вторая половина?
- Ее унес человек, убивший Цырина. Мы кое-что о нем знаем. Знаем, что он Цырину ровесник и как выглядит. Знаем, что деньги носит в потертом чемодане. Приняты все необходимые меры. Ему не уйти. В самое ближайшее время надеюсь порадовать вас хорошими вестями.
- Зачем вы мне это говорите? - снова помрачнел Бул. - Когда я слышу такие истории, я сильно волнуюсь, а у меня больное сердце.
- В чисто познавательных целях. Возможно, то, что вы сейчас услышали, пробудит в вас желание вспоминать. Не исключено, правда, что ваши сведения нам уже не понадобятся. Все может быть. - Мытарев нажал кнопку звонка. Проводите, - сказал он появившемуся конвойному.
Дважды на десятиметровом пути от стола до двери оглянувшись, Вул вышел.
- Товарищ полковник, - возвестил селектор голосом Одинцова. - Зенич. Переключаю на вас.
Что-то заскрежетало и зашипело, а потом из этих звуков вынырнул голос капитана.
- Слушаю, Владимир Николаевич, - сказал Мытарев.
ТРИНАДЦАТЬ ЧАСОВ ДЕВЯТНАДЦАТЬ МИНУТ
Нет, думал Зенич, по этим улицам совершенно невозможно проехать в дождь. И вообще автомобиль перестал быть подходящим транспортом, когда спешишь. Надо было предвидеть это и передвигаться на вертолете. И сюда прилететь на вертолете, прямо во двор, и всполошить это сонное царство.
Странно они здесь живут. На улице ни души, даже в продовольственном магазине никого, кроме продавцов, он не заметил. Впрочем, вот какие-то люди копошатся на соседнем участке, дом строят. Частные собственники - эти не признают ни дождя, ни выходного.
- Она дома, - нарушил молчание Киреев.
- Как вы узнали?
- Видите женщину на веранде? Это Литвинова. Пойдете один?
- Вместе. Она вас знает.
Они вышли из машины. На их появление у калитки отреагировал старый, неопределенного цвета пес, и Литвинова их увидела, но не вышла навстречу. По всему видно было, что гостей здесь не ждали.
Они долго ещё топтались у двери, пытаясь избавиться от грязи, а с навеса прыгала прямо за шиворот ржавая струйка, и пес гремел цепью и тосковал. Грязь, дождь и собачье уныние - они вобрали в себя все, чем представлялся Зеничу сегодняшний день. На веранде было тепло и уютно, пахло деревней, и Литвинова, крупная и красивая молодая женщина, мыла посуду.
- Добрый день, Любовь Ивановна, - поздоровался с ней Киреев.
- Здравствуйте, - сказал Зенич.
- Добрый, - кивнула женщина.
Она не сводила с гостей тревожных глаз, но продолжала вытирать тарелки.
- Товарищ Зенич из Приморска, - представил капитана Киреев. - Занимается делом об ограблении.
- Не знаю, чем смогу быть полезна, - довольно неприветливо сказала женщина. - Все, что знала, я уже рассказала.
Этот тон не шел к её облику. Это был не её тон и не её манера держаться, но что-то побуждало Литвинову вести себя подобным образом.
Женщину не радовал приход людей, чье дело, по логике вещей, должно было находить в ней живейший отклик. Их победа означала бы и её победу, трудную победу над пересудами. Зенич хорошо понимал, чего стоит унять молву в городе, где все на виду. Кто хоть однажды побывал в подобных обстоятельствах, хорошо знает убийственную силу всеобщего недоверия. Шепот ранит так же, как и пуля: человек ещё движется, но он уже не боец.
Находилась ли кассирша под влиянием суждений, для которых дала повод? Бесспорно.
Только ли их? Капитан был уверен, что нет, хотя догадка Киреева, многое объясняя, оставалась недоказанной. Кто задержал Литвинову наверху, кем был для неё этот человек, не потому ли молчала она, что поняла все и боялась за него, - ответы на все эти вопросы были равнозначны раскрытию преступления, оставались только детали. Когда чувства вступают в противоречие с долгом, исход этого единоборства далеко не так очевиден, как может показаться на первый взгляд.
Зенич видел, как настроена Литвинова. "Идти на разговор с ней - значит зря терять время", - сказал он себе.
- Я знаком с вашими показаниями, - сказал он ей. - И не они интересуют меня сейчас. Вы знаете этого человека? - Он показал ей фотографию Цырина.
- Нет.
Ответ не удивил капитана, он ждал его. Литвинова держалась спокойно, но спокойствие это было напускное, и на миг оно ей изменило - увидев фотографию, женщина вздрогнула.
- Этот человек убит сегодня утром.
- Убит? - переспросила кассирша с плохо скрываемым волнением. - Такой молодой... За что?
- Есть основания считать его причастным к краже, - ограничил свои объяснения капитан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34