Именно чуть не свалившись в нее, когда я лазил вокруг сарайчика, и когда я нашел патроны аммонита, у меня и возникла мысль об идеальной засаде. Идея была дерзкой: заманить вконец обезумевшего майора, которого как видно припекло с этим товаром. А заманив его, подорвать весь запас аммонита, самому же в этот момент успеть нырнуть в шахточку, прикрытую тонкими досками.
Глубиной она была метра три, так что должна была уберечь меня от взрывной волны, кучи осколков и обломков. А для того, чтобы при прыжке в шахточку не переломать ноги, я побросал туда все комбинезоны, которые висели в сарайчике, и долго собирал всевозможное тряпье по всей шахте и во дворе.
Конечно, был риск, что могут обвалиться стенки этого колодца, но так же мог не выдержать крепеж всей большой шахты, я не подрывник, так что предсказать силу взрыва и его последствия я не мог. Хотя, как человек имевший общие представления о взрывчатых веществах и в частности об аммоните, я понимал, что взрыв будет очень сильный, так что внутренне был готов ко всему.
К тому же, других шансов поквитаться с майором у меня не было. Любые встречи с ним на улицах были бы не в мою пользу. Все же у него были опытные бойцы, а я не Рэмбо, так что в открытом столкновении я был обречен на проигрыш. У майора можно было пару раз выиграть на чистом случае и на фортуне, но не всегда же будет так. Когда-то бывает и по объективным причинам, а они были не в мою пользу.
Вот так я принял окончательное решение. И все же чуть замешкался, или не совсем правильно рассчитал. Меня опять контузило взрывной волной, я получил ожоги, и множественные осколочные ранения спины разной степени. К тому же меня какой-то оторвавшейся железякой тяжело ранило в голову.
Как я выбрался из шахты, как дополз до этого кабинета, и почему именно туда, я сам не понимаю и не помню. Как бы то ни было, я оказался в этом кабинете, где скорее всего и умер бы от ран, если бы по счастливой случайности туда не забрели бомжи.
Среди них на мою удачу оказался бывший врач, спившийся старик, который почему-то надумал со мной возиться. Он и его два товарища, по только им известным подвалам, на себе, уволокли меня в свою нору. Там они жили ещё с тремя пожилыми бомжами из бывшей интеллигенции, по разным причинам выброшенными за борт жизни.
Они сообща меня и выходили, потому что больше месяца я валялся в беспамятстве и все время бредил какими-то миллионами, как с удовольствием рассказали они мне сами, искренне посмеиваясь, когда я немного очухался и пришел в себя.
Осколки из спины выковыривал у меня тот самый чудо-доктор прокаленным на огне обыкновенным сапожным шилом, позаимствованным у одного знакомого бомжа, который перебивался ремонтом обуви для себе подобных.
Лечили меня отварами собранных и высушенных за лето старым доктором трав, которыми он лечил всех бомжей.
Здоровья для борьбы с ранами у меня оказалось вполне достаточно и живучесть кошачья, так что выжил. Правда, очень сильно ослаб за это время, а с таким питанием, как кормились эти бедолаги, спасшие меня, реабилитация шла трудно. Бомжи отрывали от себя скудную добычу, чтобы поддерживать меня.
Больше всего меня удивило то, что когда я очнулся и пришел в себя, они вручили мне деньги, которые нашли в моем комбинезоне. Посовещавшись между собой, они решили даже вернуть мне пистолет, но я наотрез отказался. Хватит. Настрелялся.
Деньги я отдал им и велел потратить на еду, и они меня основательно подкормили, да и им была поддержка. Вылеживался я месяца два, если не больше, да ещё почти столько же восстанавливался и приходил в себя.
Когда более-менее оклемался, обучили меня мои новые соратники не слишком хитрой науке бомжевать, то есть, выпрашивать милостыню, есть объедки, собирать бутылки и прочие полезные вещи по помойкам. Словом, жить, как живут сегодня сотни людей, выброшенных на обочину жизни, которые живут возле нас как тени у ног, и которых мы так же, как и тени у ног, практически перестали замечать.
Я делил с ними горький их хлеб, вот только пить я не стал. Совсем. Почему-то не хотелось. Что-то со мной произошло. Что-то такое, что я сам ещё не до конца понимал. Я понимал только, что стал другим. Каким, я ещё не знал. Мне нужно было самому привыкнуть к себе после моего второго рождения.
Протусовавшись ещё месяца два с моими спасителями, я наконец понял, что так дальше жить нельзя. Оставил им все, что только сумел отыскать в своих карманах, простился, горячо поблагодарил, и ушел.
Я понял, что хватит выживать. Пора было жить.
На улице стояли морозы, вовсю забавлялся капризный февраль, и бомж по прозвищу Михрютка, растрогавшись, подарил мне на прощание настоящее сокровище - зимнюю шапку, которую только сегодня нашел на помойке. Шапка была немного потертая, но теплая, кроличья, даже тесемочки были целы. Я опустил уши, завязал эти тесемочки под подбородком, засунул руки в карманы, положил за щеку кусочек сухарика и пошел по улицам, с наслаждением похрустывая сухариком и снегом под ногами.
Прохожие брезгливо и даже немного опасливо сторонились меня, я был грязен и страшен как смертный грех в живописном отрепье и со следами ожогов на физиономии. Но я уже привык к такому отношению, и мне было наплевать.
Первым делом я отправился в шахту, я не такой осел, чтобы уничтожать все деньги ради того, чтобы свести счеты с майором. В сумки, стоящие возле моих ног, я утрамбовал все наркотики, уложил весь аммонит и слегка прикрыл его деньгами. Остальные деньги я припрятал в той самой шахте, в которую прыгнул, спасаясь от последствий взрыва. Но меня ждало тяжелое разочарование:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134