- Что это за люди? - спросил он, когда я вкратце обрисовал ситуацию.
- Трудно сказать, - признался я. - Можно предположить, что они пытаются спровоцировать развитие вооруженного конфликта между Индией и Пакистаном. Самое главное - они пока ушли из госпиталя.
- Хорошо, что ты их вспугнул, - заметил он. - Но разве трудно было убедить её приехать сюда - хоть на время?
- Разве можно заставить её сделать хоть что-нибудь против собственной воли? Она же твоя дочь.
- Ей давно пора было выйти замуж, - вздохнул Старик. - Неужели нельзя найти настоящего мужчину, который взял бы её в жены?
- Ищи. Здесь мои возможности ограничены.
- А где ты оставил того парня, Уэйнрайта?
- Дожидается на дороге. Он тоже отдает себе отчет в своих возможностях
- Получил от ворот поворот?
- Боюсь, так.
- Не могу сказать, что я очень расстроен, - ухмыльнулся он. - Что-то есть в нем не слишком мужское...
- Здесь этим и не пахнет. Нас трудно назвать закадычными друзьями, но надо быть честным с самим собой.
- Хорошо, не будем забывать о правилах хорошего тона, - проворчал он. - Приведи его в дом. Погостите несколько дней, отъешьтесь, смените одежду. От тебя несет, как от хорька.
- Вряд ли мы можем себе это позволить, сэр. Нам нужно ехать, - с искренним сожалением сознался я.
Он проводил меня до ворот и снова начал бормотать слова благодарности. У него это получалось плохо, как впрочем, и выслушивать слова признательности. Я отвернулся, и старческая одинокая фигура осталась у меня за спиной.
- Где тут можно найти телефон? - встретил вопросом мое появление Уэйнрайт.
- Прошлый раз я звонил с местной почты. Но это не дело, связь идет через массу коммутаторов. Давай отправимся к Йеву Шалому. До Лахора всего несколько часов автобусом и поездом.
Джеймс молча кивнул. Дела явно шли на лад. За последние три дня мы ещё ни разу не выясняли отношения.
Йев встретил нас во внутреннем дворе, пробежал глазами по нашим физиономиям и без единого вопроса отправил на гостевые квартиры. Никогда не забуду блаженную негу горячей ванны. Но его щедрость на этом не кончилась, пара пуштунов-африди отвела нас в хаммам - турецкую баню в её первозданном виде, не испорченную похотливыми вкусами современного Запада. Температуру в ней довели буквально до убийственной, сунули нас под ледяной душ, а затем вернули в сухой пар, повторили эту операцию раз шесть, сделали из нас отбивную и с ног до головы укутали в мягкие турецкие полотенца. Перед тем, как плюхнуться в постель, у меня хватило воли позвонить в Калькутту, мне ответили, что перезвонят, и я заснул.
Через три часа меня разбудил звонок телефона. Правда, мне показалось, что прошло всего минут десять, не больше. Звонил Гаффер. Я что-то промямлил про заблудшую овцу, которую мне удалось вернуть в стадо. Он не стал требовать подробностей, а только рявкнул, чтобы мы оставались на месте. Я заснул раньше, чем положил трубку, и уже не просыпался до следующего утра.
Тогда я сразу направился в комнату Уэйнрайта. Уж его-то ночью никто не беспокоил, хотя на его руке красовалась свежая повязка.
Мое пробуждение не осталось незамеченным. Когда я вернулся к себе, двое слуг уже вносили обильный завтрак: громадный стейк прямо на решетке жаровни с раскаленными углями, яйца, теплые круассаны, мед, фрукты, кофе и неизменную бутылку скотча в чаше со льдом. Уже только ради этого стоило одолеть все превратности горной дороги. Затем появился цирюльник и привел меня в порядок. Я принял душ и переоделся в чистый наряд пенджабского мусульманина.
Тут меня снова стали мучить угрызения совести, и я опять отправился проведать Уэйнрайта, но тот по-прежнему валялся в постели, и мне не захотелось его тревожить. Я вернулся на балкон и растянулся в кресле с громадной кубинской сигарой, взятой из заботливо поставленной на столик коробки. Мне ещё никогда не приходилось ощущать себя столь отдохнувшим и умиротворенным. Но все хорошее скоротечно: не успел первый дюйм моей великолепной сигары превратиться в пепел, как на пороге появился Гаффер.
Он саркастически ухмыльнулся, глядя на меня сверху вниз, затем достал из коробки сигару, откусил кончик и прикурил от вонючей бензиновой зажигалки. Меня даже в дрожь кинуло.
- В чем дело? - поинтересовался он. - Подцепил лихорадку?
- Нет, - буркнул я и закрыл глаза. - Просто смотрю, как ты обращаешься с этой сигарой. В Лондоне она обошлась бы тебе в пару фунтов, если, конечно, ты смог бы её достать.
- А чего ты от меня ждал? Мне нужно было позвать старого Йева, чтобы он сделал ей обрезание? От ваших дилетантских замечаний у меня задница болит.
Он произнес "дилли-тантских", что явно было позой. Его французский, как впрочем, немецкий, русский, китайский и полдюжины других восточных языков можно было считать почти эталоном. Очевидно, начинался формальный допрос, а значит Гаффер неизбежно следовал сложившейся процедуре и начинал действовать на нервы будущей жертве.
- Мне почти нечего тебе рассказывать.
- Блажен тот, кто не ждет ничего и получит все. В тот день, когда один из вас вернется с задания с кучей новостей и отправится на доклад, не набив предварительно жратвой свое брюхо, солнце взойдет на западе, - он выдохнул клубы сигарного дыма, глухо кашлянул и добавил: - Ну, давай, выкладывай.
- Уэйнрайт снова с нами.
- Его место в заднице. Я собираюсь вышвырнуть этого ублюдка раз и навсегда.
- Твое дело...
- Чертовски здорово с твоей стороны это признать, но боюсь, у тебя на этот счет есть собственное мнение.
- Если бы не Уэйнрайт, в этом деле для меня не нашлось бы ни одной зацепки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71