Сразу стало легче. Поступок, даже такой незначительный, помог избавиться от отчаяния.
Поздно ночью, когда все на вилле легли спать, Алексей вернулся к сарайчику. Он не надеялся встретить там Франческу, но находиться в каком-либо другом месте просто не мог. Коза исчезла и – о радость! – тряпка тоже. Значит, можно рассчитывать, что послание попало по назначению. Алексей прислонился к стене и стал смотреть на луну. Откуда-то издалека доносились переливы пастушеской свирели. К собственному изумлению, Джисмонди заметил, что его губы сами шепчут молитву. Эта молитва, должно быть, была обращена к какому-нибудь древнему божеству, чтобы оно выманило Франческу из дома, чтобы из темной рощи появилась белая фигурка.
На следующий вечер молитва возымела действие: Франческа и в самом деле спустилась по холму к сарайчику. Алексей бросился ей навстречу, но девушка уклонилась от объятий.
– Я пришла. Но лишь для того, чтобы сказать: больше мы не увидимся. Я дала слово.
Ее глаза смотрели на него безо всякого выражения, лицо было усталым и печальным.
– В чем дело, Франческа?
Он снова потянулся к ней, но она опять уклонилась. Алексей начинал злиться. Он насильно схватил ее за руку и притянул поближе к сарайчику.
– Что случилось?
Торжественный свет луны освещал каждую черточку ее лица.
Франческа вяло пожала плечами.
– Отец Паоло запретил. И он прав.
Алексей погладил ее по густым волосам.
– Но мы не делали ничего плохого.
В глазах Франчески зажегся прежний огонек.
– Как бы я хотела быть мужчиной, – прошептала она. – Мужчина никогда не может сделать ничего плохого.
В ее словах звучала горечь, и Алексей стушевался. Впервые он понял, какая бездонная пропасть разделяет их.
– Нет! То есть да… – Язык плохо повиновался ему. – Прости меня…
– Ты ни в чем не виноват.
Ее рука поднялась было к его лицу, но тут же отдернулась. Алексей схватил тонкое запястье, усадил Франческу рядом с собой на землю, нежно обнял, провел рукой по обнаженному плечу. Каждый думал о своем, зачарованно глядя на залитый луной мир. Алексей слышал тихое дыхание Франчески и чувствовал, что сердце разрывается от боли. Девушка, кажется, испытывала то же самое. Она обернулась к нему, губы ее были приоткрыты.
– Последний раз не в счет, – прошептала она. – Могу потом каяться хоть всю жизнь.
Темные глаза Франчески смотрели с вызовом, и в порыве страсти он стал осыпать поцелуями ее глаза, щеки, шею, губы. Она стиснула его с не меньшим пылом, ее тело горело, как в огне. Потом так же порывисто девушка высвободилась.
– Прощай, Алексей, – беззвучно прошептали ее губы.
Печально махнув рукой на прощанье, она удалилась.
Джисмонди смотрел ей вслед, словно скованный холодом. Затем где-то внутри всколыхнулась ярость, и юноша, не разбирая дороги, побежал вниз по склону – туда, где глухо шумело море. Он бежал в сторону бухты мимо вытащенных на берег лодок. Внезапно Алексей чуть не споткнулся о два тела, сплетенных в объятьях. Любовники испуганно отпрянули друг от друга. Женщина была почти голой – в полумраке узкой полоской темнело бикини.
– Чертовы северяне! – выкрикнул Алексей, сам не понимая, что говорит. Как мог произнести эти слова он, сам приехавший с Севера? Алексей и не подозревал, что до такой степени проникся чувствами Франчески. От этой женщины в купальнике, беззаботно обнимающей возлюбленного на морском берегу, ее отделяла лишь прихоть географии, не больше.
Алексей спустился по камням на прибрежный песок, разделся и нырнул в морскую воду. Всю ярость, всю обиду на несправедливое устройство мира он по-мальчишески выплеснул в широкие, размашистые гребки.
Он увидел Франческу еще один раз. Это случилось в последний вечер Фесты, когда пышная праздничная процессия двинулась по ярко освещенным улицам городка. Франческу провезли мимо на помосте – она изображала Богоматерь в живой картине «Христос-младенец». Девушка была в пурпурно-зеленом одеянии, голова благочестиво опущена – точь-в-точь святая со средневековой иконы. На миг Алексею показалось, что Франческа именно на него смотрит с ясной, ангельской улыбкой, но он тут же понял, что разглядеть его в толпе было невозможно.
– Мать говорит, что Франческа станет послушницей в монастыре Агридженто, – сказал Энрико, проследив за направлением взгляда Алексея.
Треск фейерверка дал возможность Алексею воздержаться от ответа. Он был так взволнован, что все равно не нашел бы слов.
Но слова и образы нашлись позднее, годы спустя, когда Джисмонди заговорил языком кинематографа. Он создал фильм о женщинах Юга, опутанных цепями семьи, традиций, бедности – цепями, порождающими особую неповторимую чувственность.
А еще позже в его жизни появилась Роза, еще более обострив в нем своими зажигательными речами чувство справедливости. Роза заставила Алексея читать Книгу желания по-новому.
17
Катрин Жардин и сама толком не знала, когда влюбилась в Карло Негри. Уже ответив на его предложение согласием, она все пыталась вспомнить, с чего это началось.
Может быть, еще с самой первой встречи, когда она увидела Карло в замке у принцессы?
Нет, пожалуй, все же позже, хоть Карло и тогда уже понравился ей. Потом новая встреча – в Нью-Йорке. Магнетизм его взгляда, его небрежно-ленивые жесты волновали ее. Но желание в ту пору еще не возникло. Во всяком случае, Катрин этого не чувствовала. Лишь теперь она научилась внимать зову своей плоти.
Катрин со вздохом разложила книги на письменном столе. Это были толстые фолианты, которые то приводили в мечтательное состояние, то навевали полуденный сон – «Изобразительное искусство и смысл» Панофского, работа Момильяно о Ренессансе, альбомы с репродукциями Леонардо, Тициана, Рембрандта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129